— Передай, пожалуйста, стажерам и Хермансон, что после работы они едут ко мне домой.
— К тебе, Эверт?
— Потому что совещание мы можем провести только там.
Пять человек — слишком много, если верить металлической табличке на лифте. Но стажеры и Хермансон втроем весили не больше одного зрелого мужчины, а Свен Сундквист явно не страдал избыточным весом. Поэтому главным виновником перегрузки можно было считать только самого Гренса.
«Эверт и Анни Гренс» гласила надпись над почтовой щелью, — и это после стольких лет… Гости погрустнели, но воздержались от вопросов и комментариев. В конце концов, комиссар вправе писать на своей двери то, что хочет.
— Прежде чем вы войдете…
Гренс отпер дверь, но приоткрыл ее лишь наполовину и несколько секунд продолжал держать дверную ручку.
— Марианна заходила ко мне пару дней назад, поэтому больше знает о том, что нам сейчас предстоит. Ты тоже был у меня, Свен, но тот вечер не слишком удался, думаю, здесь ты со мной согласен. Что касается Лукаса и Амелии, им такая возможность выпала уже во время стажировки, и мне самому это не менее удивительно, чем им. Но ведь и расследование у нас не совсем обычное.
Гренс оглянулся на гостей.
— В общем, независимо от того, сколько вы меня знаете, несколько дней или целую вечность, вы должны уяснить себе следующее. Переступая порог этой квартиры, вы входите в мир тишины, в альтернативную вселенную комиссара полиции. Готовы ли вы к этому?
Все дружно закивали.
— Отлично, тогда добро пожаловать. Идите прямо и до конца. Потом поверните направо, там будет кухня.
Пока Гренс носил стулья из гостиной, четверо его гостей стояли вокруг кухонного стола и доски с прикрепленными документами, стрелочками и подписями. Похоже, здесь действительно проводили следственное совещание.
— Вы, я вижу, хорошо продвинулись после того, как я здесь побывала. — Марианна Хермансон подняла глаза на доску и разглядывала картинки.
Свен Сундквист встал рядом с коллегой.
— Эверт… черт… что это значит? Протоколы криминалистической экспертизы, которых я не видел в глаза… Если вы и продвинулись, как только что сказала Хермансон, то явно без моего участия.
Комиссар попросил всех сесть, включил кофемашину и достал пять чашек и блюдце со свежими печеньями «Мария». Потом разлил кофе и повернулся к стажерам.
— Вы слышали голос Хермансон? Она пыталась это скрыть, но получилось плохо. А Свен? А ведь он никогда не ругается. Это возмущение. Я давно знаю и Свена, и Марианну, поэтому можете мне поверить. Так чем же они так возмущены? Тем, что ни разу в жизни не имели дела ни с чем подобным, хотя и работают в полиции более двадцати и десяти лет соответственно. Скажу больше. Я, полицейский с более чем сорокалетним стажем, разделяю их чувства. Поэтому то, что я сейчас делаю, продиктовано не опытом. Просто мне кажется, что это сработает. А потому, Лукас и Амелия, призываю вас прекратить возмущаться и заняться расследованием преступления. Звучит разумно, не так ли?