— Матильда, сходи и скажи маме.

— Боже, ну что ты меня дергаешь? Успокойся.

— Я совершенно спокоен, но еда ведь остывает.

Сейчас не голоден, обойдусь бутербродами попозже.

Текст сообщения был так типичен для сына. Небрежное пожатие плечами, чтобы показать, как мало его волнует все это.

Нет, Тео. Ты так не сделаешь, — быстро печатал он. Ты спустишься сюда и поужинаешь вместе с остальными членами твоей семьи. И ты сделаешь это сейчас.

— Если это так важно, почему бы тебе самому не подняться наверх? — сказала Матильда.

Я так не думаю. PS: может быть, уже немного поздно играть в авторитарного папу.

Не ответив, Фабиан вышел из кухни, в несколько шагов поднялся по лестнице и распахнул дверь.

— Кем ты себя, черт возьми, возомнил? — спросил он, направляясь к Теодору, который курил, сидя на столе у открытого окна. — И что мы говорили о курении? — Он выхватил сигарету изо рта сына и затушил ее о стол.

— А что мы говорили насчет стука в дверь? — Теодор выдохнул дым, словно ему было все равно, есть там Фабиан или нет.

— Думаешь, я не понимаю, что ты делаешь? А? Ты думаешь, я не вижу насквозь тебя и все твои маленькие игры теперь, когда мама на твоей стороне?

Теодор вздохнул.

— Похоже, ты считаешь, что можешь вести себя как угодно. Что все легко и просто потому, что мама не в состоянии думать обо всем этом и вступать в конфликт. Но дальше так не может продолжаться.

— Почему не может? О чем, черт возьми, ты говоришь?

— Об этом! Что, черт возьми, ты думаешь? — Фабиан развел руками. — Что ты сидишь здесь взаперти и, кажется, ничего не можешь делать, кроме как играть в компьютерные игры, жрать чипсы и все больше и больше набирать вес. Что ты даже не пытаешься спрятать сигареты, когда куришь. О той вони которая бьет прямо в нос, когда открываешь дверь и попадаешь в этот свинарник. Я говорю о тебе, Тео! О тебе и о том, что ты уже загибаешься от своего же образа несчастной жертвы.