В каком-то смысле он должен был почувствовать облегчение. Они с Соней наконец объединились и вместе заставили Теодора взяться за ум. Но облегчение было последним, что он чувствовал. Не было никаких сомнений, что единственно правильным было отправиться в Хельсингёр и связаться с датским прокурором. Но тревога о том, как все пройдет, все еще была у него на душе, рана не затягивалась, она беспокоила его словно обострившаяся язва желудка. Кроме того, прошла уже почти четверть часа, а ведь он не знал никого, кто обычно принимал душ так быстро, как Теодор.

— Я пойду и посмотрю, как у него обстоят дела. — Он встал и вышел из-за стола. — Начинайте есть, если хотите.

— Нет, мы подождем, пока все соберутся, — сказала Соня, наполняя свой бокал вином.

Оказавшись в верхнем коридоре, он встал перед закрытой дверью ванной и прислушался к звукам душа по другую сторону.

Было ли это на самом деле то, о чем он беспокоился? Он не думал об этом до нынешнего момента, а сейчас вовсе не был удивлен. Было слышно, как льется вода, но звук такой, что земля стала уходить у него из-под ног.

Была ли это его вина? Не слишком ли сильно он надавил? Или уже слишком поздно, как сказал Теодор? Вопросы, на которые не было ответов, продолжали атаковать его, пока он доставал монету и дрожащими руками поворачивал замок и открывал дверь ванной. Может быть, им все-таки надо было сделать так, как говорила Соня. Сделать вид, что ничего не произошло.

Ледяная вода, которая не попадала в наполовину закрытый слив в полу, а перетекала через край и лилась дальше по полу ванной, словно обожгла его ноги через носки. Но это было последнее, что его волновало. Он сунул руку под струю душа, закрыл кран и поспешил к открытому окну.

До земли слишком высоко, чтобы спрыгнуть. Вероятно, он спустился по водосточной трубе, которая проходила совсем рядом с окном. Однако куда он отправился после этого? Этот вопрос мог иметь бесконечное число ответов.

Дверь сарая в саду была приоткрыта — стало очевидно, что он взял велосипед. Что, в свою очередь, означало, что у него уже было достаточно времени, чтобы спрятаться, если, конечно, он не хотел, чтобы его нашли. У Фабиана подкашивались ноги, и он был вынужден опереться на раковину, чтобы не потерять равновесие.

Но ему нельзя раскисать. Сейчас это последнее, что он может сделать. За каждую минуту, которая проходила именно сейчас, его сын удалялся еще на пятьсот метров. Печаль и самоанализ могли подождать, он не должен терять время.

Он поспешно вышел из ванной и спустился по лестнице.

— Тео сбежал, — крикнул он остальным. — Можете есть без меня. Я свяжусь с вами, как только что-нибудь узнаю. — Соня что-то крикнула ему вслед, но он не расслышал, что именно, так как уже выходил из дома и пересекал улицу.