Она вовсе не отравилась десертом в том классическом кафе в Берлине. Ингвар подмешал ей что-то в еду. После этого он уложил ее спать в гостиничном номере. Ее собственный муж. Она с трудом могла в это поверить, но это было единственным разумным объяснением. Ему нужно было алиби, а не поездка в честь дня их свадьбы. Такое же алиби, про которое приходил и спрашивал его коллега Фабиан, когда просил помочь ему в расследовании убийства жены Рейдара, Инги. Расследование, которое, к тому же, было возобновлено абсолютно без ведома ее мужа.
Все это открыло ей такую зловещую тьму, что после ужина с фондю она задержалась на кухне на целый час, занявшись уборкой. Именно там она обычно чувствовала себя в безопасности. На кухне. Это были ее владения, в отличие от спальни, которая почему-то всегда принадлежала ему. Хотя она все-таки больше всего времени проводила там, лежа, читая и слушая радио.
Обычно, когда Ингвар переступал порог спальни, она надеялась, что успеет заснуть достаточно крепко, чтобы он оставил ее в покое. Он делал так в большинстве случаев, а она с годами научилась мастерски притворяться. Но на этот раз она почувствовала, что имитировать спокойное дыхание не получится, хотя она была совсем без сил после двух бессонных ночей.
Она провела весь день за уборкой дома, несмотря на то, что перемыла все еще три дня назад. Выстирала и выгладила занавески в гостиной, вытерла пыль с коллекции хрустальных сов и поменяла местами многие вещицы на кухне. Все это представляло собой одно ненужное занятие за другим в отчаянной попытке прийти хоть к какому-то плану действий. Ей надо связаться с полицией, чтобы они арестовали его, или же просто бросить его и сбежать как можно дальше?
Дело в том, что она понятия не имела, что будет делать полиция, когда поймет, что у нее нет никаких конкретных доказательств, и куда она собирается бежать, чтобы он не смог ее найти. Вместе с пониманием всего этого пришел страх. Страх перед тем, что он сделает с ней, когда до него дойдет, что она была в курсе его тайны. Она вдруг поняла, что стоит посреди комнаты с совком в руке и сердцем, готовым выпрыгнуть из груди. Оно, кстати, так и не успокоилось до сих пор.
Именно поэтому он наклонился к ней и начал стягивать одеяло, в которое она завернулась, чтобы он не трогал ее? Неужели он чувствовал, как бешено колотится ее сердце?
— Эй! Ты не спишь? — Он наклонился к ней так близко, что она почувствовала затхлый запах у него изо рта после того, как он попользовался зубной нитью — еще один явный признак того, чего он хотел.