Он пытался загнать старшего опергруппы в угол при трех различных оказиях. Поднимал голос, бурно жестикулировал. Грозил кому-то позвонить. Один раз, когда местные были вроде готовы пойти на попятный, вмешалась Робин. Я не слышал, что было сказано, но физиономия Грэнтэма покраснела еще пуще, а когда он заговорил с ней, то руками уже не размахивал. Исходящая от него досада немного утрамбовалась, стала сдержанней, но я все равно чувствовал повисшее между ними напряжение, и он так и сверлил ей спину возмущенным взглядом, когда она отошла.

Местные задавали свои вопросы, а я отвечал. Мы постучали. Открыли дверь. Бабах. Конец пьесы.

Проще некуда.

Ребята из отдела по борьбе с наркотиками подкатили незадолго до полудня. Они выглядели щегольски в своих одинаковых куртках и были бы здесь раньше, да заблудились. Робин не удалось спрятать ни презрения, ни насмешки. Не смогла она скрыть и своих чувств ко мне. Она тоже злилась. Я видел это в ее глазах, в очертаниях рта, в ее позе. Во всем. Но это был другой уровень эмоций – более личный, перевязанный с обидой. С ее точки зрения, я перешел черту, и это не имело никакого отношения к закону или тому, что я сделал. Это касалось того, чего я не сделал. Я ей не позвонил. Не доверился ей. Это была улица с двусторонним движением, и мне вновь пришлось иметь дело со всеми ее опасностями.

Робин сделала свой выбор. И теперь терялась в догадках, какой выбор сделал я.

Так что я наблюдал, как Грэнтэм печется на солнце, которое поднималось все выше, и как местные проводят расследование так, как считают нужным. Копы постоянно входили в трейлер и выходили обратно. Появился медэксперт. Утро постепенно сменилось влажной дневной жарой. Зебьюлона Фэйта вынесли в матовом черном мешке для трупов. Я посмотрел, как исчезает длинный автомобиль с ним, и день продолжился дальше. Никто из людей, живущих в дорожной петле, не показывался. Никаких зевак. Никаких приоткрытых занавесок. Никто не высовывался; все прятались, как сквоттеры[40]. Я не мог их в этом винить. Копы в подобных местах не проводят работу с населением. Если уж они появляются тут, то не без веских причин, и ни одна из них не может быть хорошей.

Жесткие вопросы последовали, как и положено, – и последовали они от Грэнтэма. Его злость поутихла до бесцветного неодобрения, и к тому времени, как кто-то из местных мотнул подбородком, милостиво дозволяя ему поговорить с нами, он был уже чистым профессионалом. Я смотрел, как детектив направляется ко мне, и понял, что́ сейчас предстоит. Он разделит нас и начнет молотить по слабым точкам. Зебьюлон Фэйт мертв. Как и его сын. У меня была общая история с каждым из них, и я каждый раз первым оказывался там, где обнаружили тела. Грэнтэм сомневался в признании Долфа и был готов врезаться в меня, как бензопила. Но он будет проявлять осмотрительность. Я знал кое-что про копов и коповские вопросы, так что поначалу он особо давить не будет. Я был в этом просто-таки уверен.