– Надо, чтобы ее осмотрел психиатр… Ее собираются госпитализировать.

Он покачал головой. А потом вдруг обнял ее.

– Спасибо, – сказал он.

– Не надо тебе было исчезать по-английски, – прошептала она, прижавшись к нему. – Похоже, я спалила ценных холстов на двести пятьдесят тысяч евро. Представляешь, какой штраф придется заплатить?

Он еще крепче прижал ее к себе.

– Могло быть и хуже: ты могла спалить и всю ее чертову хибару.

У него возникло впечатление, что они могут вот так простоять, обнявшись, часы и часы и говорить друг другу ничего не значащие фразы, нужные только для того, чтобы другой понял, насколько он важен для тебя.

64

64

10 ЧАСОВ

Утром в понедельник установилась ясная, солнечная погода, и Сервас, после осмотра у врача, вернувшись в отель и приняв душ, направился в жандармерию. Солнце, озарившее горы, уже стало припекать, и волна яркого света залила улицы, словно желая заставить всех забыть о недавних событиях.

Ну, а почему бы и нет? В эпоху, когда одна информация стремительно сменяет другую, а человеческая способность к концентрации и запоминанию так же стремительно ослабевает, убийства в Эгвиве быстро уступят место следующему делу, следующему скандалу.

Но он никогда этого не забудет. Как не забудут ни Циглер. Ни Ангард. Ни родители мальчишек. Ни сами мальчишки…

Вот почему у него слегка перехватило горло, когда он вошел в жандармерию и попросил, чтобы ему дали переговорить с ним один на один. На улице дожидались журналисты. Они друг за другом прилетали на вертолетах из Тулузы и даже из Парижа, когда стало известно, что дело об убийствах в Эгвиве раскрыто, а самое главное – что среди преступников четверо детей. Два информационных канала тоже прислали своих корреспондентов, и теперь все они дежурили возле жандармерии.

Сервас поднялся по лестнице, стараясь не морщиться от боли в сломанных ребрах, миновал застекленную дверь и вошел в коридор. Ирен осторожно на него взглянула. Несколько часов назад она дала согласие на встречу, но теперь, похоже, об этом пожалела.

– Тебя не смутит, если вас будут снимать? – сказала она. – На случай, если какая-нибудь газетенка вздумает воспользоваться вашей беседой и попытается пустить на ветер все расследование… Осторожность излишней не бывает…

Он кивнул, сжав зубы. В эту минуту он спрашивал себя, в каком состоянии найдет Матиса.

– Четверть часа, и не дольше… Не задавать ему никаких вопросов об убийствах… Не говорить о расследовании… И не пытаться получить разъяснения… Ты не имеешь права с ним общаться вне присутствия представителя закона, а он еще не прибыл. Ты меня слышишь? Ты вообще не должен с ним говорить, потому что ты отстранен…