Светлый фон

Глава 25

Вивисекция и прочие ужасы

Бабушкин кабинет

Бабушкин кабинет

Пятая авеню, Нью-Йорк

Пятая авеню, Нью-Йорк

7 февраля 1889 года

7 февраля 1889 года

Несколько часов спустя мы с Томасом работали в привычном, мирном ритме. Сэр Исаак пытался помогать, несколько раз сбив лапой перья со стола. Я испепеляла его взглядом, а Томас заливался смехом. Но когда кот стащил любимую ручку Томаса, то оказался на подушке и принялся вылизываться как ни в чем не бывало.

Однако на этом вся веселость заканчивалась. От нашего материала для чтения внутренности завязывались узлами. Я с трудом заставляла себя узнавать эту тайную и жуткую сторону своего брата. Не один раз мне приходилось закрывать дневник и собираться с духом, прежде чем продолжить. Затея вышла масштабной: в наших руках оказалось больше сотни блокнотов, некоторые были заполнены мелким почерком от корки до корки, в других разрозненные мысли записывались вразнобой через несколько страниц. Почерк менялся в зависимости от настроения Натаниэля: чем более дикой и бредовой была идея, тем неразборчивей почерк.

Однако рисунки оставались до жути аккуратными. Брат всегда был перфекционистом. Начиная с тщательно напомаженных волос и заканчивая превосходно сшитыми костюмами. Несмотря на то, что он натворил, мне его не хватало.

Мой чай с розой и гибискусом так и стоял нетронутым, давно остыв и перестав распространять аромат. Теперь он походил на чашку с остывшей кровью. В памяти всплыли воспоминания о другом времени и месте. Натаниэль держал в своей лаборатории бутылку свернувшейся крови. И теперь я задумалась, была ли она животной или человеческой?

– Поверить не могу, что он проводил столько отвратительных экспериментов. – Я плотнее закуталась в плед из синели. – Вивисекция. – Меня чуть не вырвало на один из его рисунков с животным, с которого заживо содрали кожу. Брат не утаил ни одной подробности истязаний. – Не понимаю. Мой брат любил животных. Он плакал в подушку, если не удавалось спасти бездомного котенка. Как он мог совершить такое? Почему я раньше не заметила в нем этой злобы?

Томас вздохнул, не поднимая головы от своей книги.

– Потому что ты любила его. Объяснять странности в его поведении нормально. Любовь чудесна, но, как и в большинстве сил природы, в ней уживаются свет и тьма. Я считаю, что в некоторых случаях чем сильнее любовь, тем больше мы игнорируем то, что очевидно окружающим. Ты не видела признаков, потому что не могла. Дело не в твоей неспособности, а в самосохранении.

– Или отрицании, – фыркнула я.

– Возможно, – пожал плечами Томас. – Если бы ты приняла правду о брате, то была бы вынуждена столкнуться с собственной тьмой. Ты бы узнала, что твои нравственные нормы не определяются такими понятиями, как черное или белое, плохо или хорошо. Большинство людей избегают такой степени самокопания, которая заставляет осознать, что мы злодеи. Хотя бы отчасти. Но при этом в каждом из нас заложена способность быть героем. Мисс Уайтхолл может счесть меня злодеем за попытки разорвать помолвку, а ты за те же самые действия посчитала бы героем. На том или ином этапе мы все для кого-то герои, а для кого-то злодеи. Все дело в точке зрения. И это меняется так же часто, как фазы луны.