– Меня повысили! – выдохнул он. – Ты только представь: вчерашний студент, на работе – без году неделя, а уже заметили, оценили!

– Это чудесно! – восхитилась адвокатесса. – Я плохо разбираюсь в ваших делах, но скажи: тебе доверили новый сложный проект?

– Лучше! – воскликнул Максим.

– А что может быть лучше после двух месяцев работы? – удивилась она. – Неужели тебя назначили старшим специалистом?

– Еще лучше! – Танкован даже взвизгнул. – Меня утвердили в должности начальника системного отдела!

– Я потрясена, милый, – восторженно прошептала Татьяна. – Я догадывалась, что ты гений, но даже не предполагала, что такой успешный. А велик ли отдел?

– Одиннадцать рыл плюс два консультанта, – горделиво сообщил он. – Оцени! В двадцать три года!

– Поздравляю! Я так рада за тебя, Максимка! Правда, так рада!

– Но есть одно скверное обстоятельство. – Его голос упал. – Очень скверное…

– Что такое? – встревожилась адвокатесса. – Ты здоров?

– Лучше бы я заболел! – Танкован перешел почти на хрип. – Я даже подумал: лучше бы мне вообще не предлагали повышения!

– Да что стряслось? – В ее голосе появились панические нотки. – Ты передумал… быть со мной?

– Наоборот, любимая! Я всем сердцем этого хочу. – Он выдержал паузу и произнес похоронным тоном: – Тем тяжелее для меня необходимость срочно принимать дела в новой должности, чтобы успеть к завтрашней планерке подготовить доклад. Боюсь, мне придется всю ночь корпеть за рабочим столом, вместо того чтобы ласкать тебя, гладить твои волосы, целовать твои глаза…

– Господи! – Татьяна облегченно вздохнула. – Это вся твоя беда?

– А разве этого мало? – укоризненно воскликнул Максим.

– Милый! Это, конечно, грустно, но не настолько, чтобы и самому терзаться, и меня пугать! Работай, сколько потребуется, мой гений, а я буду ждать тебя!

– Ты самая лучшая на свете, – печально резюмировал он. – До встречи, моя принцесса. – И нажал «отбой».

Где-то далеко, может быть, этажом выше, вдруг забили часы. Гулко и настойчиво, удар за ударом отмеряя непонятное время. О чем возвещают куранты в двенадцать двадцать?

Танкован удивленно поднял брови и прислушался. Сумасшедший и бестолковый звон. Как набат, как эхо тревожных перемен. Что за чудаки живут там, наверху? Может, у них не только часы, но и жизнь сломана? А может, наоборот, у него – который внизу – что-то не так? Пятнадцатый удар… Семнадцатый…

На двадцатом все смолкло. И в наступившей тишине вдруг весело запиликала трубка: «са-мо-лет… ма-ма… са-мо-лет».