И не вспомнить, когда последний раз ей было страшно.
Даже как-то приятно.
Она минует женскую половину и открывает неведомую дверь.
Серебро разбухает, облепляет ее, точно мокрая шерсть.
Каморка длиной и шириной в четыре локтя, не больше; клубится пыль. Пополам согнувшись, она пролезает в призывно зияющую тесноту и ставит ногу на нижнюю перекладину лестницы, уходящей в потолочный люк.
шшшшшБУМшшшшшБУМшшшшшБУМшшшшшБУМ
Проверяет, не сломается ли перекладина под ее весом. Но та выдерживает, следующая тоже, и в три приема она одолевает лестницу.
Комната с косым потолком залита серебристым светом, а посреди холодного адского свечения, что насквозь пропитало шипящий и бухающий воздух, еле различима человеческая фигура.
шшшшшБУМшшшшшБУМшшшшшБУМшшшшшБУМ
Ритм взывает к инстинктам, велит убивать.
Неважно, кто это, неважно, чем он занят, надо положить этому конец.
Она делает шаг вперед.
Вернее, пытается.
Свет ее отбрасывает.
Что такое? Она привыкла, что сила ее безмерна. Она снова делает шаг, но свет коробится, рычит и крепко шмякает ее о стену.
Фигура испуганно оборачивается, аура ее тотчас меркнет, являя взору низкий трехногий табурет и развернутую мешковину, на которой лежит та самая ужасная ноша – кучка речной глины.