– Мы почти прибыли в Сэндай. Он звонит, чтобы в последний раз проверить.

– Что проверить?

– Чтобы дать мне понять, что, если я не скажу ему правду, он рассердится.

– Но что ты можешь ему сказать?

– Может быть, мне дать телефон тебе и ты сам все ему скажешь?

Мандарин отвечает.

Минэгиси не тратит времени на то, чтобы представиться:

– У меня к тебе один вопрос.

– Да?

– Мой сын в порядке?

Мандарин не знает, как отвечать на столь прямо поставленный вопрос.

– Мне недавно позвонил мой человек, – говорит Минэгиси. – И сказал, что с моим мальчиком в поезде было что-то не так. Он сказал: «Ваш сын выглядел странно; возможно, вам захочется проверить, всё ли с ним в порядке». Я ответил, что мой сын едет не один. Я нанял двоих людей, которым доверяю, чтобы сопровождать его. Не о чем беспокоиться. Но потом он сказал: «Возможно, вам следует быть осмотрительнее по части доверия этим людям. Возможно, они сейчас с ним, но ваш сын не двигался, и я не уверен, дышал ли он или нет».

Мандарин вымученно улыбается.

– Ваш человек, ждавший нас в Омия, ошибся, господин Минэгиси. Ваш сын просто спал. Возможно, из-за этого ему показалось, что он не дышит.

Он вздрагивает от мысли, что сейчас Минэгиси потребует позвать своего сына к телефону.

Нанао стоит рядом, слушая их разговор. Он явно нервничает.

– Мне только что пришло в голову, что один из иероглифов в слове «сын» – это иероглиф «дыхание»^[65]. Ваш сын, несомненно, дышит, господин Минэгиси.

Минэгиси не слушает Мандарина. Он привык отдавать приказания и ставить условия. Советы и объяснения других, возможно, вообще не достигают его ушей. Все, что ему нужно от других людей, – это отчеты о выполненной работе.

– И потому, – продолжает Минэгиси, – просто чтобы удостовериться, что всё в порядке, вас для проверки будут ждать несколько моих людей на станции Сэндай.

«Так, значит, Момо была права». Мандарин слегка поеживается.