Он занес нож, как будто хотел ударить им меня со всего размаха по шее. В этот момент я отскочила назад и спряталась за стол. Теперь нас разделял стол.

— Это глупо, — сказал Франц, рассматривая меня через стол. — Ты только продлишь свои мучения. Все равно я тебя поймаю и достану ножом. Лучше иди сюда сама. И прими смерть добровольно.

Он вдруг изменился в лице и бросился прямо через СТОЛ. Он вскочил на него мгновенно, как обезьяна.

Я шарахнулась в угол комнаты, пытаясь защититься попавшим под руку стулом. Изо всех сил я, подняв этот стул, бросила его во Франца.

Он упал со стола, но стул его не сильно задел.

Рядом со мной было окно. Я краем глаза взглянула в него. За окном был палисадник и улица, но ни души…

Кричать соседей и звать на помощь? Но сколько времени надо это делать, чтобы кто-то сообразил в чем дело и решился хоть на что-то?

Нужно кричать минут пятнадцать для этого, а такого времени у меня не было.

Франц, потирая ушибленную стулом коленку, стал опять приближаться ко мне. Смертельным тусклым блеском мерцало нацеленное на меня широкое лезвие ножа.

Я поняла совершенно ясно, что ничто меня не спасет. Никто не придет мне на помощь. И я сама виновата во всем.

Не надо было ходить сюда. Любопытство меня подвело. Оно часто подводит журналистов, но как правило, все это не заканчивается смертью. Хотя как когда…

Я даже представила себе, что будет говорить наш редактор Беня на печальной редакционной летучке в нашей газете, посвященной этому случаю. Я представила себе лица коллег. И маму, и Павлика…

«Вот это да! — будут говорить посторонние люди. — Это надо же, какое несчастье…» Так всегда говорят посторонние в таких случаях.

Хорошо говорить, хорошо возмущаться, хорошо делать печальные лица и сочувствовать.

Плохо быть жертвой. Плохо лежать зарезанной и мертвой. Плохо, когда преступник трогает руками твое холодеющее тело, когда он, пыхтя, отрезает твою голову а ты при этом — беззащитное мертвое тело.

Франц надвигался на меня медленно. Он был уверен в том, что я никуда не денусь и уже через полминуты буду просто безмолвным туловищем…

Я посмотрела на его лицо и удивилась, как это никто прежде не замечал в этих белесых чертах примет дьявольской злобы и агрессии. Или они только сейчас появились?

И тут в дверь застучали. Стук был громким и решительным. Франц замер, полуприсев с ножом в руке. При этом он не отрывался от меня взглядом.

Стук еще раз повторился. Он стал непрерывным. Вот тут я поняла, что другого случая у меня не будет. Сейчас или никогда. Кто бы там ни был за дверью. Все равно, это последняя случайная надежда. Может быть, мне суждено еще пожить.