Ровный голос эксперта звучит значительно, весомо падают в переполненный зал слова. Сложные медицинские термины, формулы крови, методика исследования… Вот и главное: вывод.

Итак, на гребешке кастета кровь человека.

Происхождение ее от убитого Шишкова и от Реутова исключается. Зато она может принадлежать подсудимому Юрию Сумину!

Сумин не выдерживает все же, вскакивает и вскрикивает отчаянно:

— Вот видите! А меня слушать не хотели, слушать даже!

— Сумин, Сумин, — пришлось мне урезонивать подсудимого, — во-первых, не нарушайте порядок, во-вторых, мы слушали вас внимательно. И выслушаем еще.

Сумин покорно кивает, садится в своей загородке, но голову уже не опускает, часто-часто взмахивает длиннющими ресницами, вытягивает шею, чтобы лучше видеть все из-за высокой деревянной планки.

Вопросов к эксперту не поступило, женщина просит освободить ее от дальнейшего участия в процессе и, получив разрешение, уходит.

Вот теперь послушаем Сумина. Глаза его внимательно следят за мною. Он ждет, готовый вскочить по первому же знаку. Хочет говорить, рассказать что-то очень для него важное. Потому-то так тревожны и умоляющи огромные глаза и трепещут диковинные ресницы, словно боясь закрыться и пропустить ответственный миг откровенности.

— Пожалуйста, Сумин, что вы хотели сообщить суду? Голос парня дрожит и срывается.

— Сообщить… Я хочу… что я пережил… Что передумал, как казнил себя — вот что я хочу сообщить. Почему меня назвали убийцей? Мне больно, страшно, что от моей руки погиб человек… Но что я должен был делать? Кто мне ответит? Следователя спросил, Иванова. Тот пригвоздил: убийца, говорит, ты. А разве я хотел убивать? Словам моим не верили, ни единому слову, кроме того, что я убил. Разобраться почему, разве это не важно? Иванов мне сказал: отвечай за пролитую кровь. Согласен, судите меня, но и рассудите тоже, по справедливости рассудите, прошу вас, умоляю просто. Это не только для меня важно, для всех! Для них вон, хотя бы…

Сумин показал рукой в зал, где сидели притихшие люди.

И я подумала: правда твоя, Сумин. Разобраться важно для всех. От того, какое решение мы примем, будет зависеть позиция многих. И тех, что сидят в зале. И тех, кто узнает о приговоре потом. И судебная практика, наконец. Тоже немаловажно. Как там: "Пусть знают подонки…”

Да, пусть знают: мы будем защищаться. Жизнь, честь и достоинство — главные ценности, равнозначные, будем защищать. Будем! Однако уже защищаться тоже надо умеючи.

— Подсудимый Сумин, — говорю как можно строже, — почему вы в начале судебного следствия отказались давать показания?