Вечером же Люба в больницу сходила, куда Веруню увезли проверить здоровье. Объяснила там правду: дворничиха, мол, я из того дома, где нашли девчушку, сердце болит за нее. Сказали Любе, что девочка в порядке, не говорит только, ну и ножки, конечно, сами знаете…

Короче, уехала утром Надя, отправила ее добрая душа Люба, билет купила и еще продуктов с собой надавала.

Можно считать, с того света приехала Надежда в свой городишко, идет к бараку, ветром ее качает. Вся как выжатый лимон. Шутка ли такое пережить, сквозь сердце свое пропустить. Но уже отогрелась чуть-чуть возле Любы, о жизни думает. Как там Димка в больнице? Всего-то недели не прошло, а кажется, целая вечность. Да еще два дня прогул у нее, объясняться с начальством надо. Тревожится Надя, но тревога такая нестрашная, знает, что не будет беды с этой-то стороны.

Так бывает, что порою судьба топит в море житейских невзгод корабль человеческих надежд. Топит так основательно, что кажется все, конец. Ан нет, смотришь, поднимаются со дна какие-то щепочки веры, тонкие прутики любви и ответственности, лепятся один к другому. Глядь, вновь по жизни плывет человек на плотике надежды, и плотик может превратиться в новый корабль, если плывет с человеком добрая надежда.

Спешила Надя к бараку, думая о том, что смеркается и в комнате стужа, за один раз не протопишь, неделю не исчезнут в углу куржаки. Но сколько зиме не злиться, а конец видать. Март все же, весна не за горами, эти морозы последние.

Мысли о весне, о тепле, привычные заботы оттесняли ставшую постоянной тревогу, но она вспыхнула с новой силой, когда Надя увидела в своей комнате свет.

’’Георгий?!”

Ах, как не хотелось новых потрясений! Так не хотелось, что хоть поворачивай обратно, но куда идти измученной женщине, кто скажет, где ее ждут?

Последние дни были столь страшными для Нади, что она и не вспоминала о муже, он как бы исчез из сознания, не существовал в ее мире.

Недобрые предчувствия сжали сердце, когда увидела, что в оконной раме выбито стекло и дыра заткнута изнутри цветастой подушкой.

Дверь комнаты была закрыта, она постучала, но никто не ответил. Постучала сильнее, настойчивей и услышала голос мужа, по которому поняла: пьян.

— Кого там принесло? — язык у Георгия заплетался. — Я закрытый сижу. Хошь, так лезь в окно, там у меня проход есть…

Трясущимися руками достала ключи, вошла.

Какой же здесь был развал! Не походила на людское жилище ее комната, которую она всегда обихаживала, наряжала, содержала в чистоте. Сейчас здесь были грязь и смрад, вонь стояла от винного перегара и нечистот. Барьерчик от опустевшего Веруниного топчанчика отломан, отброшен в угол, и на детской постели в сапогах, грязной короткой телогрейке и в шапке лежал Георгий, которого узнала она с трудом из-за неопрятной щетины, скрывавшей лицо.