— Иван Михалыч, — Николаев решил поделиться с Ба-луткиным своими сомнениями, — вот что еще хочу сказать. Заключения экспертов еще нет, но, на первый взгляд, в Нефедова, кроме как самодельной картечью, стреляли еще бекасиной дробью. Мелкой, магазинной. Такой у Виталия не было. А вот у геологов есть. Значит, и у завхоза была.

— Да что ты говоришь? — приподнялся Балуткин, — Ну лихо, брат, закручены наши дела. И не рано ли я все свалил на Андрея? — в голосе участкового звучала неприкрытая радость, но нотки эти погасли, когда он сказал: — Да не полег ли солдат от злодейской пули?

10

10

Дед Сорока был дома и Балуткина встретил приветливо и уважительно. Не принято у таежников сразу начинать деловой разговор. Балуткин с Сорокой говорили о здоровье, о погоде.

Высокий, чуть сутулый, худощавый дед выглядел значительно моложе своих семидесяти лет. Николаев с невольной завистью смотрел, как легко и пружинисто ходит Сорока по дому, как живо блестят его глаза, какие крепкие зубы обнажаются в улыбке.

Решив, что дань обычаю отдана, Сорока обратился к участковому.

— Догадываюсь, Михалыч, зачем ты пожаловал. Проводник нужен?

— Угадал, Семеныч, проводник тоже нужен. И еще мы с Иваном Александровичем, тезкой моим, — Балуткин кивнул в сторону Николаева, — с вопросами к тебе. Ты, говорили мне, этим летом с Андрюхой Игошинским встречался. Скажи нам, когда это было, где и до чего вы договорились?

— Понятно, — дед Сорока сел к столу, — только один вопрос разреши, если можно, конечно.

— Давай, — разрешил Балуткин.

— Серьезные претензии к Андрюхе имеете или так, мелочь?

Балуткин вопросительно глянул на Николаева и, уловив согласный кивок, ответил:

— С мелочью, Семеныч, нам не с руки связываться. Парень вот из области прибыл. А без Андрюхи, думаем мы, не обошлось в деле геологов. Так-то вот. Или — или. Жертва ли, или злодей — точку поставить надо.

— Так слушай, Михалыч, я вам, видно, смогу помочь, — начал дед Сорока свой рассказ.

В последних числах июня направился Сорока в тайгу. Была она для него родным домом, где отдыхал он телом и душой. И, как свой дом, любил и берег Сорока тайгу. Никто не поручал ему охрану, сам он считал своим долгом следить в тайге за порядком. В середине лета тайгу оживляет лесная малышня — подрастают зверюшки, пичужки и часто в беду попадают по неопытности. В это время Сорока любил ходить по тайге, отмечал, как справляется зверье с потомством, велик ли приплод, не бедствует ли живность. Бывало, и из беды выручает. Самому же ему доставляло неописуемое удовольствие видеть милую сердцу жизнь леса.