– Господи, как я мечтаю пойти домой, к своим, – простонал Юра. – Рассказать обо всем. Но фиг, мы тут всю ночь и весь завтрашний день будем пахать, и это только начало… Ладно, я пошёл к своим. И… удачи, Гошан. Спасибо тебе за всё

– И тебе, дружище, – Гоша помахал ему рукой, и улыбнулся – только Юра, в силу своей работы снова подвергнув жизнь риску, мог, как ни в чем не бывало, жаловаться на её обыденные неприятности.

Теперь он один шёл мимо всех, сквозь ночь, подсвеченную красными и синими огнями, не обращая внимания на воющие сирены, крики и треск раций. Отовсюду слышались рыдания, всхлипы и возбужденно-чёткие речи бойких репортеров, сбежавшихся сюда со всех близлежащих городков, Питера, и всей области, чтобы, соревнуясь друг с другом в скорости и красноречии, поведать всей стране невероятную сенсацию с таким долгожданным счастливым концом: самый опасный маньяк двадцать первого века наконец-то сражён. Многоликая толпа шумела. В ней собрались все: полицейские и помогавшие им различные силовые структуры; спасатели, доблестно выполнившие свою работу; убитые горем родственники погибших и взволнованно суетившиеся – тех, кто был ранен или ещё не найден. А также обычные жители Сертинска, получившие возможность первыми убедиться в исчезновении того, кто несколько лет держал их в страхе и убивал любимых…

Гоша был частью всего этого – и в то же время был гостем, который явился на этот разношерстный карнавал лишь затем, чтобы забрать отсюда того, кто был ему дорог. Медленно пробираясь вдоль машин «Скорой помощи», он внимательно вглядывался в их салоны через открытые задние двери. И, наконец, в конце ряда он, встрепенувшись от радости, увидел Ксюшу. Медиков рядом с ней не было – возможно, они ушли оказывать помощь остальным раненым.

Едва Гоша разглядел жену поближе, внутри всё перевернулось. Она не плакала и не билась в истерике – лишь тихо сидела, слегка наклонив голову. Застывшая и неподвижная, как фарфоровая статуэтка, и такая же бледная и беззащитная. Это испугало его больше, чем если бы Ксюша рыдала.

Он подошёл к ней так, что теперь попадал в её поле зрения. Но жена не замечала его, или не хотела замечать. Не отреагировала она и на своё имя. На её плечи был накинут коричневый плед. Светлые волосы растрепались, а у правого, заклеенного лейкопластырем виска, они были испачканы кровью. От этой картины его сердце сдавило от жалости. Но даже в таком виде Ксюша была прекрасна. И то, что произошло с ней, никак не повлияло на его любовь. Но как объяснить ей это, Гоша не знал.