Чарли сжала губы.

— Ты остаешься или уезжаешь?

— Твой ответ не может от этого зависеть. Правда есть правда.

— В этом деле нет сторон. Есть только добро и зло.

— Какая изящная логика.

— Да.

— Так ты мне расскажешь, почему у тебя лицо в синяках?

— Расскажу ли я? — Чарли поставила вопрос так, будто это был философский диспут.

Она снова скрестила руки. Оглянулась на деревья. Сжала зубы. Сэм видела, как на ее шее натянулись жилы. В Чарли сквозила такая невыносимая грусть, что Сэм хотелось пересесть к ней на скамейку и обнимать сестру, пока она не расскажет, что случилось.

Но Чарли, скорее всего, оттолкнула бы ее.

Сэм повторила свой вопрос:

— Что ты делала в школе вчера утром?

Детей у нее нет. Ей незачем было туда приходить, особенно до восьми утра.

— Чарли?

Чарли пожала одним плечом.

— Большая часть моих судебных процессов идет по делам несовершеннолетних. Я ходила в среднюю школу за рекомендательным письмом от одного из учителей.

Это было очень похоже на то, что Чарли действительно сделала бы для своего подзащитного, но в ее тоне слышалась фальшь.

— Мы были в его классе, когда раздались выстрелы, — продолжила Чарли, — а потом услышали, как какая-то женщина зовет на помощь, и я побежала к ней.

— Кто была эта женщина?

— Не поверишь, мисс Хеллер. Когда я прибежала туда, она была рядом с девочкой. Мы смотрели, как она умирала. Люси Александер. Я держала ее руку. Она была холодной. Не когда я прибежала, а когда она умерла. Ты знаешь, как быстро они остывают.