Но нельзя.

Захария Кулпеппер.

Дэниэл Кулпеппер.

Братья.

Шарлотта должна увидеть, как они оба умрут. Она будет смотреть, как палач пристегивает каждого из них к деревянному стулу, надевает на голову железную шапку с мокрой губкой под ней, чтобы они не загорелись, и она будет смотреть Захарии Кулпепперу между ног, чтобы увидеть, как там потечет моча, когда он поймет, что его сейчас казнят на электрическом стуле.

Шарлотта встала.

Она споткнулась, потом пошла, потом медленно побежала и вдруг каким-то чудом она увидела свет.

Второй фермерский дом.

Шарлотта подняла руку, будто могла до него дотянуться. Сдержала рыдания.

Она едва могла наступать на подвернутую ногу, хромая через свежевспаханное поле. Она не отрывала взгляда от света на крыльце, используя его как маяк, который сможет отвести ее от опасных скал.

Я здесь. Я здесь. Я здесь.

Ко входу вели четыре ступени. Шарлотта смотрела на них, стараясь не думать о ступенях на заднем крыльце ШБ, о том, как через одну взбежала на них всего несколько часов назад, скинула кроссовки, стянула носки и вошла на кухню, где Гамма ругалась плохими словами.

— Вынимать, — прошептала Чарли. — Вынимать.

Лодыжка выгнулась, когда она ступила на лестницу. Она схватилась за шаткие перила. Моргая, посмотрела на лампочку над крыльцом: та была ярко-белой, как жаркое пламя. В глаза попала кровь. Шарлотта вытерла ее кулаком. С придверного коврика ей улыбалась красная ягода клубники с ручками и ножками.

Она оставила темные следы на коврике. Подняла руку.

Она качалась, будто у фигурки «манэки».

Шарлотте пришлось схватить ее другой рукой, чтобы постучать в дверь. На окрашенной белым деревянной двери остались мокро-кровавые следы ее костяшек.

Она услышала, как в доме кто-то отодвинул стул. Легкими шагами подошел к двери. Бодрый женский голос спросил: