— И там вы его встретили, в Щецине?

— В Щецинё? Нет, только в Варшаве. Это была совсем случайная встреча, кажется, на площади Трех Крестов. Я уже даже не помню. Девять лет прошло с того времени, может больше… Я обрадовался этой встрече, а вот Эмиль как будто меньше. К сожалению, люди быстро забывают о тех, кто сделал для них что-нибудь хорошее. Не умеют быть благодарными. Когда-то, укрывая Эмиля, я рисковал собственной жизнью…

— И что было дальше?

— Что дальше? Несколько раз он приезжал ко мне в гости. Но потом это знакомство прервалось, а с полгода назад он вообще пропал.

— А вы не приезжали к нему, не писали?

Ветеринар внимательно наблюдал за мной из-под прищуренных век. Затем неожиданно сказал:

— Вы имеете в виду ту открытку? Да, я поздравил его с праздником. Но об этом вы, наверное, знаете, потому что иначе не стали бы спрашивать. А если знаете, так и говорить не о чем.

Забавно! Говорить было о чем, и Шыдло это хорошо знал. Я ждал продолжения рассказа, особенно интересовало меня, признается ли он в том, что приезжал к Зомбеку. Марианна Вятрык и Фальконова говорили, что он был в плаще из болоньи.

— Зомбек вам ответил?

— Нет. Именно это меня и обеспокоило, его молчание. Я решил, что он заболел.

Внимательно наблюдая за реакцией Шыдлы, я медленно сказал:

— Теперь понимаю. Вот почему вы навестили его на Мокотовской.

И я тут же оценил, какой хитрый противник находится передо мной. В визите на Мокотовскую он признался бы в том случае, если бы подозревал, что кто-то его там видел. Впрочем, он знал, что его видела Фальконова. Но если Шыдле уже известно, что Фальконова мертва, он мог сейчас начать врать, как нанятый.

— Ну что ж, — сказал ветеринар, — конечно, поехал. Беспокоился, вот поэтому и поехал.

— И что дальше? О чем вы разговаривали, что говорил Зомбек?

— Трудно так дословно повторить. Я задержался у него на полчаса, может, минут на двадцать. У меня осталось такое впечатление, что Эмиль был не в себе, как будто боялся чего-то или кого-то. Я спрашивал, нет ли у него недостачи в кассе, нужна ли денежная помощь… Он сказал, что нет. Меня поразила его неискренность. Я сумел из него выжать обещание приехать ко мне в Колюшки. На рождество.

— И что дальше?

— Что дальше? — повторил он. — Дальше ничего.

Шыдло вынул из ящика стола газету и показал мне сообщение, обведенное красным карандашом.

— Дальше было это страшное несчастье. О похоронах я узнал из некролога, помещенного в «Жыче Варшавы».