Костенко нахмурился, молчал тяжело, долго, потом сказал:

— А что, коли он уж границу на брюхе переполз? Дать ему спокойно там жить?

Советник покачал головой:

— Ваше предположение, что он пойдет в Западную Германию, тоже представляется мне весьма априорным... Вы говорите, что, судя по книгам, которые он выписывал в библиотеке, он восстанавливал немецкий язык. Но ведь с немецким можно жить в Австрии или Швейцарии. Наконец, в Штатах есть целые немецкие районы, где в основном поселились бывшие...

— Верно, — легко согласился Костенко. — Меня мучат эти же вопросы, но все-таки я остановился именно на Западной Германии... Дело в том, что по характеру, — судя по расспросам тех, кто его помнит, — он тяготел к тому лишь, что знал, нового боялся, а все те страны, которые вы назвали, — внове ему. Он, видите ли, книг не читал, с детства это у него, говорил: «Гулливера быть не может, выдумки это»... Если он ушел... Страшно говорить... Если ушел или намерен уйти, то лишь туда, где бывал ранее... Это вписывается в его психологический портрет.

— Исследуем ту возможность, которая вам представляется самой неприятной, — сказал первый секретарь консульского управления. — Допустим, что Кротов ушел в ФРГ. Но он обязан там объявиться вполне открыто, заявить, что просит политическое убежище, чем-то свою просьбу мотивировать. Пока этого не было. С чем же я сейчас пойду к западногерманскому коллеге?

4

4

Кротов сидел в аэропорту. Был он в спортивной куртке, джинсах и кедах, рядом поставил теодолит и плоский красно-белый метр — изыскатель, одно слово. При погрузке в багаж теодолит могут ненароком поломать, знаем мы наших умельцев, кидают как попало, не берегут государственное добро, лучше сам понесу. Не сдал и металлический чемоданчик с инструментом — если при выходе на поле будут пропускать через таможенную «пищалку», пусть пищит, инструмент пищит — понятное дело. Пистолет спрятан в углублении, под инструментарием, кто додумается курочить фирменный чемоданчик?!

Он приехал в аэропорт заранее; в тюбетейке, бородатый, очкастый геолог-изыскатель; перед этим зашел в старый подвал, съел хачапури, выпил бутылку «Боржоми», попросил заварить двойную порцию кофе; чувствовал себя напряженным, каждую мышцу чувствовал.

Он внимательно наблюдал за тем, кто регистрировался на его рейс. Он ждал, чтобы среди пассажиров появилась какая-нибудь старуха с внучком, он очень надеялся на это, или беспомощный дед с клюкой — тоже подходит.

Но регистрировались, в основном, колхозники — пожилые мужчины в невероятной величины кепках, их жены, одетые, несмотря на жару, очень тепло. Подошел к стойке старик, но без клюки, ходит вполне самостоятельно, к нему не навяжешься, назойливость — заметна. До объявления посадки оставалось еще полчаса.