Роумэн глянул на часы — четверть десятого. «Я могу постучать в соседнюю дверь, еще не поздно, извинюсь».

В четырнадцатом номере (тринадцатого, как во всех дорогих пансионатах, не было) никого не оказалось; в пятнадцатом ему ответил низкий мужской голос:

— Не заперто.

Роумэн приоткрыл дверь — она тяжело, зловеще заскрипела («Как хорошо покрашена, эмаль прекрасна, а петли не смазаны, дикость!»).

Маленький, щуплый человек лежал на высокой кровати; ноги его, обутые в модные, остроносые, черно-белые лаковые туфли, лежали на атласном покрывале кровати.

Увидав Роумэна, человек как-то стыдливо спустил ноги с атласа, потер тонкими пальцами виски, потом досадливо махнул рукой, словно бы сердясь на самого себя, и спросил:

— Что вам?

— Простите, здесь живет сеньора, — Роумэн с трудом подбирал португальские слова (трудно объясняться на языке, который близок к тому, который знаешь; совсем иное произношение: португальский чем-то похож на русский, такой же резкий, утверждающий), говорил медленно, как-то подобострастно улыбаясь. — Очень красивая, с веснушками...

— Спросите портье, я не слежу за соседями! — человек снова вскинул ноги на покрывало и устало опустил маленькую голову на низкую, словно бы расплющенную, подушку.

Роумэн прикрыл дверь, которая заскрипела еще пронзительнее...

— Сеньора живет рядом, — услыхал он чей-то шепот, знакомый, громкий; ее, господи!

Он резко обернулся: Криста стояла в проеме двери номера, что был напротив двенадцатого; она была в халатике, лицо бледное, усталое, но такое в нем было счастье, так сияли ее глаза-озерца, так она тянулась к Роумэну, хотя была внешне совершенно недвижна, что он даже зажмурился от счастья, бросился к ней, обнял, вобрал ее в себя и замер, почувствовав легкую, освобождающую усталость.

— Ну, Ригельт, спасибо вам, — сказал Роумэн, подчеркнуто не глядя на заросшее седой щетиной лицо Лангера, — вы крепко меня выручили, без вашей помощи я бы ни черта не сделал.

Грегори, натянув макинтош на голову, спал на колченогом диване с выпирающими пружинами. Он уснул через десять минут после того, как Криста привезла Роумэна; они тогда вышли из подвала во двор; ночь была прохладная, чуть подморозило; звезды стыли в черной бездне неба; они вдруг начинали мерцать и калиться изнутри; порой казалось, что некоторые, самые яркие, вот-вот лопнут; потом снова наступало затишье, все успокаивалось, и на земле из-за этого становилось еще тише.

Роумэн выслушал желтого, похудевшего Спарка; тот еле шевелил губами, спал по два часа в сутки: караулил немцев. Когда Криста приносила еду, кормил их с ложки; гадили они под себя, запах был страшный, въедливый.