«Брат Аристомах, я рад снова приветствовать тебя».

Его пронзила уверенность в том, что письмо принадлежит человеку в маске, мало того, он с ним знаком. Взгляд затуманился, и ему пришлось схватиться за край стола. Его разум кипел, лихорадочно отыскивая воспоминания об этом человеке: это был некто, с кем он вел сердечные разговоры и чье могущество в ту пору еще не раскрылось с той силой, которая проявилась позже. Это был кто-то…

Он заставил себя продолжить чтение:

«Наверняка тебе интересно, сколько действий нужно сделать в моей процедуре приближения к корню из двух».

Аристомах заглушил крик и уронил пергамент, словно тот обжег ему руку. Он слышал, как смех прокатился эхом, и заозирался по сторонам. Во имя Пифагора и Аполлона, как могло в письме говориться о том, о чем он думал в момент его получения? Он вскочил со стула и прошелся от стены к стене, зубы его отбивали дробь.

«Больше не буду читать», — решил он.

Остановился у двери и напряженно уставился на стол. Он знал, что должен избавиться от пергамента, но в то же время чувствовал к нему странное и непреодолимое влечение. Он пересек комнату и снова схватил свиток.

Это было и письмо, и математическая работа. Он вчитался повнимательнее, и через минуту на лице его изобразился ужас. Он смутно угадывал, что за символами и диаграммами темнеет пропасть. Расшифровать их становилось все труднее, но ему не обязательно было все понимать, чтобы предугадать последствия.

Дойдя до середины письма, он упал на колени. Глаза продолжали углубляться в этот кошмар, равнодушные к его страху и будто бы наделенные собственной волей. Он почувствовал, как густая, мрачная тьма поглощает его тело и проникает в разум.

Аристомах успел закрыть глаза, прежде чем добрался до конца, но было уже поздно.

Он и так понял слишком много.

Глава 91 11 июля 510 года до н. э

Глава 91

11 июля 510 года до н. э

Заседание Совета в тот день очень встревожило Пифагора. Хотя его присутствия было достаточно, чтобы держать Килона в страхе, он понимал, что политик продолжает набирать силу.

Он созерцал вечный огонь перед статуей Гестии в Храме Муз.

«У нас слишком много уязвимых мест, — размышлял он, — и все они внушают беспокойство».

Человек в маске все еще был на свободе, к тому же отныне стал хозяином чудовищного Борея; Главк вроде бы успокоился, однако еще совсем недавно вручил гору золота их врагу, а его смесь могущества и неуравновешенности по-прежнему представляла скрытую угрозу; Килон с каждым днем становился все нахальнее и набирал сторонников — по-видимому, ему помогало золото человека в маске; проблема преемственности так и не разрешилась, при этом потеряно несколько лучших людей. Пифагор надеялся решить ее в ближайшее время, создав синклит. И наконец, рост братства зашел в тупик после того, как им пришлось отложить римский вопрос.