Пятьдесят метров. Грозная конница Сибариса обрушилась на армию Кротона, как ураган. Вслед за двумя тысячами лошадей бежали тридцать тысяч разъяренных воинов, готовых завершить бойню.

Милон взревел как зверь и направил свой меч в сторону врага. Трубы пронзительно протрубили приказ в атаку. Опередив своих людей, герой Кротона бросился на конницу сибаритов.

Глава 108 23 июля 510 года до н. э

Глава 108

23 июля 510 года до н. э

Армии должны были вот-вот столкнуться в точности напротив человека в маске.

«О боги, какая великолепная картина», — мысленно отметил тот.

С холма, на котором он стоял, открывалось потрясающее кровавое представление, подсвеченное багрецом восходящего солнца.

Конница сибаритов бросилась в атаку, и человек в маске задержал дыхание. Он был потрясен тем, что вот-вот должно было произойти, потрясен плодом собственных махинаций.

Пятьдесят тысяч человек, убивающие друг друга только потому, что он этого захотел.

Он жадно ловил каждое мгновение. В первую же минуту у него на глазах погибнут тысячи людей. Грядущее зрелище вызывало эйфорию, а ведь это всего лишь начало его неминуемой славы.

«Я сам решу, кто выживет, а кто умрет», — загадал он.

Когда оставалось всего пятьдесят метров, отделяющих внушительную кавалерию сибаритов от тонкого рядка кротонской конницы, Милон по-прежнему держал меч поднятым, не пуская своих людей в бой. Они стояли неподвижно, молча, а вражеская кавалерия и пехота надвигались на них, издавая боевые возгласы. «Почему они не нападают?» — удивленно спросил себя человек в маске. Нападение принесет им мало пользы, но стоять неподвижно, не имея никакой обороны, было просто самоубийством.

В этот момент Милон опустил меч, заревел и бросился на врага. Он сделал это с такой неистовостью, что его люди мигом вырвались на несколько метров вперед. Будучи вот-вот поглощенным сибаритской лавиной, он походил на одинокую мышь, стоящую на пути стада быков.

«Милон — один из рабов Пифагора, к тому же его зять», — отметил человек в маске.

Неминуемая гибель кротонского героя вызвала у человека в маске особую радость.

* * *

Конница Сибариса нависла над Милоном, как грозовая туча.

За спиной главнокомандующего по всей равнине истерически визжали трубы, воспевая войну и смерть. Кротонцы начали массированный натиск. На бегу они громко кричали, превращая свой страх в ненависть и ярость. К яростному крику присоединился грохот сотен двойных флейт и сиринг [37], цимбал и бубнов. Охваченный этим грохотом, герой Кротона стремительно приближался к напиравшим на него лошадям. Он заметил зазор между двумя лошадьми и изменил траекторию, чтобы прорваться посередине. Его ноги крепко сжимали конские бока, всадник и конь будто бы превратились в кентавра. Он поднял щит, чтобы защитить себя от удара, который вот-вот нанесет противник слева, и отвел руку, державшую меч. Разум был пуст, его поступки руководствовались природной воинской интуицией.