Радин молча кивнул.

– Я молчала, потому что он взял с меня слово. А теперь все кончено, и мне наплевать.

Радин еще раз кивнул, трава отбила у него охоту говорить. Кот свернулся у него на коленях и оцепенел, как жук на ветке.

– Теперь вы все знаете и можете отправляться домой. – Она потушила цигарку в блюдце из-под молока. – Через час у меня репетиция. Это последняя встреча с мастером, больше я сюда не вернусь.

Зачем же тогда репетировать, хотел спросить Радин, но передумал. Кровь на каменном полу, репетиция Жизели – или Сванильды? – в балете, которого нет и не будет, думал он, сгоняя кота с колен, поднимаясь с пола и направляясь к выходу.

Невидимый, вечно ускользающий Понти, недомолвки и окровавленные блестки, все это встало между ними, как стена, нет, как японский дух нурикабэ, умеющий обращаться в стену и преграждать путь ночному путнику. Обойти его невозможно, потому что у стены нет границ, она способна распространяться бесконечно во все стороны. Чтобы справиться с нурикабэ нужно постучать по самому нижнему камню в кладке. Но где постучать, чтобы достучаться до Лизы? Из огня, скажет она, да в полымя.

– Спрошу у соседки, может, возьмет вашего котика. – Девушка взяла холщовую сумку с надписью escola Rhea Silvia и вышла вслед за ним на площадку, захлопнув дверь ногой.

Радин проводил ее до остановки трамвая, и они попрощались на площади, как местные жители, быстро поцеловав воздух у висков друг друга.

Доменика

В тот день, когда я пришла к Гараю, солнце вылезло из февральской хмари, всю неделю висевшей над городом, и человек, вышедший на крыльцо, показался мне молодым, намного моложе тебя. Золотистая щетина, вот в чем секрет. Он долго щурился на солнце, а потом издал удивленный звук, то ли свист, то ли шипение, шутовски поклонился и отошел от двери, указывая мне путь.

Дом был темным и тесным, но пахло в нем терпентином, почти как в твоей студии. Гарай предложил открыть для меня какой-то старый портвейн, хранимый для особого случая, сказал, что лучше случая уже не представится. Он важно прочел название, покрутив бутылку в руках, но я попросила чаю. Я сказала, что никто, кроме него, не напишет картины Понти, он как-то странно взглянул на меня, а потом засмеялся.

Он писал их с февраля по апрель, невероятно быстро. В те времена, когда я подрабатывала в академии, он казался мне скучным увальнем с масляными глазами, я не понимала, что вас связывает, кроме обедов в студенческой столовой. Но ты говорил, что он тебе как брат! Правда, ваше братство быстро превратилось в дырку от бублика. Я хорошо помню этот день: мы пригласили людей на обед по поводу нашей помолвки, и ты своей рукой вычеркнул Гарая из составленного мной списка гостей. Не прошло и пяти лет, как ты вычеркнул из списка меня саму.