Вечером на тридцатый день, в то самое время, когда Глендэйл, как правило, с точностью до минуты приносил заключенному ужин, чтобы поскорей освободиться и уйти домой, он явился без обычной пластмассовой тарелки. Вместо этого он принес ярко-красное одеяние, в котором узнику предстояло идти на казнь, и Библию. Он вошел так тихо, что негр не заметил его прихода. Кинув одежду на койку и положив Библию на вделанный в стену откидной столик, Глендэйл присел на край койки и наклонился к прикорнувшему на табуретке Нэшвиллу.

- Осталось 12 часов, Джимми. Это время я проведу здесь. Потом, согласно предписанию, ты наденешь этот костюм. А сейчас, если у тебя есть какие-нибудь желания,

скажи мне.

- Нет, сэр, спасибо.

- Таково предписание, Джимми. Каждый вправе вы сказать перед казнью какое-нибудь особенное желание. Закон справедлив. Не нужно, конечно, просить женщину

или вино. Это было бы аморально.

- Спасибо, сэр, мне ничего больше не нужно.

- Может быть, хочешь чего-нибудь вкусненького, - стал уговаривать Глендэйл, перечисляя яства, которые мог заказать осужденный на казнь.

Тюремщик вовсе не был жесток. Напротив, за эти 30 дней он по-своему привязался к узнику, который всегда был дисциплинированным и не доставлял никаких хлопот. Другие смертники обычно бунтовали, по крайней мере напоследок. Этот же продолжал оставаться безучастным, лишив Глендэйла удовольствия проявить человечность. Обиженный, он поднялся.

- Ну, если ты ничего не хочешь, я не могу помочь. - И он вышел из камеры, крикнув еще раз из коридора: - Парикмахер и пастор придут позднее. И свет будет сегодня гореть всю ночь. Но тебе он не помешает - ты все равно не сможешь уснуть.

Тихонько насвистывая песенку, он вернулся в свою стеклянную кабину, чтобы оттуда до утра наблюдать за Нэшвиллом и помешать ему, если бы он вдруг вздумал убить себя и таким образом избегнуть казни. Когда штат Джорджия приговаривает человека к смерти, он сохраняет за собой исключительное право привести приговор в исполнение руками специально нанятых служащих. Таков закон, а закон должен соблюдаться неукоснительно.

Вечер накануне казни Джима Нэшвилла его адвокат Джемс Вуд провел за своим письменным столом у телефона. После процесса он вынес долгую борьбу с самим собой и с окружающими. Его жена, 80-летний отец, чья адвокатская практика перешла к нему, ближайшие друзья - все уговаривали отказаться от борьбы. Его утверждение, что Нэшвилл не виновен и Джорджа Мартина по политическим мотивам убил кто-то из полицейских, чтобы не дать ему пройти в губернаторы, они считали недоказуемым.