– Как? – спрашивает Александр, стараясь не показать, до какой степени ему плохо.

На этот раз в улыбке Квентина нет никакой напускной печали. Она просто ужасает.

– Она готова сорваться по-настоящему, я чувствую. А твоя смерть, хоть и непредвиденная, только ускорит дело. Она создала вокруг себя пустоту, спалилась в глазах копов. Совсем скоро она потеряет последние ориентиры. И тогда она будет моей. Я попользуюсь ею вволю, пока не надоест, можешь мне поверить. Я смогу делать с ней все, что захочу, никто ей не поверит. Пока ей самой не станет невыносимо видеть, во что она превратилась. Пока страх и одиночество не толкнут ее положить конец столь жалкому существованию…

Александру вдруг становится холодно. Он начинает дрожать. Взгляд синих глаз леденит его ужасом.

Он представляет, как этот взгляд погружается в запуганные глаза Хлои. Он представляет молодую женщину в его лапах. Одну, в его власти.

Медбрат снова отодвигается, обойдя вокруг дивана. Потом неожиданно отправляется в кухню, и Гомес слышит, как открывается холодильник.

Сейчас или никогда.

Он собирает все малые силы, которые в нем еще есть, и пытается подняться.

Мускулы ног отказываются подчиниться, челюсти сводит, дыхания не хватает. Руки остаются скованными за спинкой стула, от которой ему не удается отцепиться.

Он падает обратно. Возвращение на исходную позицию.

Новая попытка, пока за стеной слышно, как медбрат открывает банку кока-колы, продолжая свое описание идеального преступления.

– Мне интересно, как она закончит… Думаешь, она проглотит снотворное или предпочтет броситься под поезд? Если только не пустит себе пулю… Тебе следовало забрать у нее пистолет, Алекс. Очередной твой прокол.

Гомес снова пытается вытянуть ноги, боль чудовищная.

– Хотя девицы редко кончают с собой, используя огнестрельное оружие. Хотят сохранить в целости лицо, остаться красивыми и после смерти. Помню, я смотрел, как Лора выбрасывается из окна своей квартиры… Это было так прекрасно, ты представить себе не можешь!

Колени Александра подгибаются, он падает вперед, обрушиваясь на стеклянный журнальный столик, который разлетается под его весом с ужасным грохотом. «Зиг-зауэр» падает на ковер.

Слегка оглушенному Гомесу удается избавиться от стула в тот момент, когда вбегает Квентин. Медбрат застывает с открытым ртом.

– Вот дерьмо…

Гомес наклоняется, сжимает по-прежнему скованные кулаки. Он разгоняется, как настоящий бык на арене. Головой вперед он устремляется на цель и бьет прямо в грудину. У Квентина перехватывает дыхание, он впечатывается в стену и сползает на пол.