До сих пор помню, как она держалась со мной: сохраняла расстояние, пыталась найти нужный тон, долго щупала воду ногой, зажмуривалась и входила. Ускользала, навязывалась, спохватывалась и снова ускользала. И что же? Все самое плохое, что может случиться между мужчиной и женщиной, случилось у нас с ней в какие-то несколько весенних недель. Подозрения, ложь, ненависть, месть. Люди годами живут вместе, чтобы накопить такое!
Ну, я, положим, тоже был хорош. Я прикидывался, что избегаю ее, отворачивался, когда сталкивался с ней в коридорах, иногда цедил приветствие сквозь зубы, а потом снова искал этих встреч и нарочно поднимался на второй этаж, где мне совершенно нечего было делать.
Мне нужно было видеть ее глаза — выпуклые, крупные, будто желуди, исчерна-синие, матово блестящие. Стоило мне встретиться с ней взглядом, пусть даже случайно, как я слышал грохот рушащихся балок, шипение горящей краски, свист пламени и чувствовал себя парфянской стрелой, потерявшей движение, дрожащей в воздухе.
* * *
Прежний почтмейстер, которого Маркус помнил со времен пиано-бара, был мрачным, сильно пьющим, разжалованным смотрителем порта. Говорили, что он сжигал на заднем дворе письма, которые ему лень было разносить.
Когда он умер, письма стали приходить в аптеку старого Дамиано, тот их попросту складывал в ящик стола, рядом с гирьками и вощеной бумагой для фунтиков. Потом тут служила женщина по имени Агостина, но она совершенно спилась, ходит по кафе и продает бумажные изображения святых. Однажды Маркус ее видел: в траттории, где она цеплялась к Пеникелле. И про снег в апреле это тоже она кричала.
Наконец-то, подумал Маркус, открывая дверь почтового домика, на которой три дня висел замок по случаю начала Великой недели. Голос, сказавший
— Привет, синьорина, отличная погода. Мне нужен принтер, — быстро сказал Маркус, наклоняясь к овальному окошку, — и вайфай, чтобы я мог подключиться к сети со своего телефона.
— Вайфая здесь нет, — сказал голос, — но вы можете использовать наш компьютер, это бесплатно. Принтер есть у меня в служебном помещении, правда, впустить вас туда я не могу. Таковы правила.
Раньше у почтовой девчонки пальцы были бы в чернилах, а в конторе пахло бы старым сукном, пылью и сургучом, подумал Маркус, включая компьютер. От почтальонши пахло грушевым мылом, саму ее не было видно за рифленым стеклом, в окошке мелькнули только руки в серебряных кольцах. Маркус вошел в Сеть, быстро набрал адрес, увидел знакомую голубую страницу и перевел дыхание.