Выбирать надо только самые большие, шоколадно блестящие каштаны, меньшие оставлять зверью, каждый из них нужно повертеть в пальцах и отбросить прочь, если он не слишком хорош. Я следовала этому правилу, но совершила ошибку в самом начале — один из каштанов показался мне таким красивым, что представлялось кощунством надрезать его, как положено, крестиком и кидать на угли. Он и теперь кажется мне красивым, этот англичанин, хотя внутри у него одна сухая гниль.

Раньше я считала, что капитан убил хозяина, наткнулся на Бри, вышедшего на поляну во всей хмельной красе, и со всех ног помчался назад, на репетицию. Бумажник достался брату, капитан разыскал его, посулил деньги, вызвал в рощу и задушил. Но теперь он сам стал жертвой, и все изменилось.

В ту ночь, когда убили брата, Садовник был за триста верст от богадельни. Но в тот день, когда убили капитана, его отца, он был здесь. И в ту ночь, когда убили Аверичи, он был здесь, и не просто был, а спокойно пропустил репетицию. Mamma mia, какой-то беспросветный мрак!

Сколько бы я ни пересыпала каштаны между пальцами, один из них все равно придется пометить крестиком. Тем более что он сам себя пометил. Завести такой блог — это все равно что встать на площади в базарный день и посыпать голову пеплом. Для себя — другое дело, это я понимаю, в детстве я читала сказку про брадобрея царя Мидаса, который нашептывал секреты в ямку, чтобы голова не лопнула. Но почему он снял с блога замок?

Как бы я хотела сейчас подняться в мансарду с корабельным окном и задать все свои вопросы. Я могла бы предложить ему выбор — сдаться самому или ждать, когда за ним приедут. Или застрелиться, у него же должен быть пистолет. Но Садовника и след простыл, его комната пуста, оттуда даже матрас вынесли, будто из спальни покойника, он ведь сказал управляющему, что не вернется, и паспорт свой в конторе забрал.

Но это не самое страшное. Самое страшное, что, поднимись я к нему в мансарду, я могла бы сказать то, что на самом деле думаю. Брата не вернешь, могла бы я сказать, а ты теперь — все, что у меня есть. Я могла бы сказать это, глядя в злое скуластое лицо, в сизые морозные глаза, в эту ускользающую улыбку, которую хочется поймать и придержать пальцами. Я тебя прощаю, все хорошо, забудь.

Воскресные письма к падре Эулалио, апрель, 2008

Воскресные письма к падре Эулалио, апрель, 2008

Зря ты к нам не присоединился, охота в Ла Брера была на диво. Вернулись с двумя утками, правда, есть вариант, что егерь настучит на нас в Федерацию, март уже кончился, и теперь уток можно только глазами есть.