Между тем Петра подходит этому отелю примерно так же, как императорская лодка — мосту Нефритового Пояса. Арка моста была вырезана так, чтобы лодка-дракон спокойно под ней проходила. «Бриатико» заточен под Петру, хотя об этом никто не подозревает. Какая жалость, что я не могу любить ее. Я знаю об этом с тех пор, как девятнадцатого апреля в «Бриатико» наступил конец света.
Он наступил в восемь, с театральной точностью. Бриатико погрузился во тьму, постояльцы попрятались, а сестры носились по служебному этажу в поисках свечей и спичек. Удивительно, сколько в электричестве жизненной силы — стало не просто темно и холодно, оттого что вырубились всякие там плиты и радиаторы, стало скучно, тревожно и как-то бестолково.
Я знал, что Петра дежурит в прачечной, взял карманный фонарик и пошел туда, чтобы помочь. Она сидела там на груде простыней в молчании застывших машин. Я опустился рядом и положил фонарик на колени. Прозрачные глаза машин казались глубокими, кое-где за стеклами светлело белье — как внезапная мысль.
— Тебе не страшно? — спросила она, когда мой фонарик погас.
— Это всего лишь подвал. Скоро придет техник и подключит аварийный генератор. Конец света уже случался в конце зимы и продолжался около часа.
Петра молчала, в трубах гудела обиженная вода, не способная добраться до белья. Стирать простыни в таком месте могло прийти в голову только покойному хозяину. Тут разве что карбонариев прятать.
Мы просидели там три часа, в этом ледяном каземате, и выкурили весь мой запас сигарет. Я рассказал ей про капитана с припорошенными снегом глазами и мое путешествие домой от берегов Йост-ван-Дайка. Не думаю, что она мне поверила, хотя сжимала мою руку с неподдельным сочувствием. Потом Петра рассказала мне о том, как сгорела часовня Святого Андрея. И я поверил каждому ее слову.
Петра
Петра
— Ну, довольно. — Кто-то повелительно постучал ложкой по чашке, и все посмотрели туда, в дальний угол.
Я тоже посмотрела. Там сидел управляющий, который, судя по горе косточек на его тарелке, все это время спокойно ел персики.
— В отеле царит хаос, — сказал он, поднявшись со стула, — если управляющий не знает, что один из хозяев выдает себя за пациента. Тоже мне Гарун-аль-Рашид! Неудивительно, что в этом сезоне полиция поселилась у нас в холле, а персонал потерял всякое желание работать. Так продолжаться не может, и я намерен заявить о своем уходе. Прошу прощения, синьоры.
Дверь за ним захлопнулась, но от сквозняка распахнулось незапертое окно в другом конце зала, и дождь хлынул на пол столовой. Две горничные, сидевшие до этого будто замороженные, бросились задвигать щеколды и вытирать воду, хотя кого теперь волнует отсыревший паркет? Адвокат пригладил волосы и открыл рот, чтобы прокомментировать речь управляющего, но в этот момент дверь хлопнула еще раз, и, кажется, даже сильнее.