Маркус захлопнул компьютер, сунул его в сумку и спустился на первый этаж. В столовой было тихо, хозяйка ушла к воскресной мессе, у окна доедал свой завтрак бритый мужичок в кепке, похожий на одного из тех, что принимают футбольные ставки в окраинных барах.

Просидев там около часа, Маркус выпил несколько чашек кофе, сгрыз целую миску миндальных сухарей и понял, что финал никуда не годится. Обрушить галерею — это все равно что признать поражение. То есть угробить мост поцелуев можно и даже нужно, но в финале не должно быть ни одной смерти, смерть кроется не в решениях, а в нерешительности. Ты убиваешь, потому что не знаешь, чем закончить линию персонажа: она болтается, будто конец поливального шланга, вырванного из гнезда.

Предупредив хозяина, что вернется через час, Маркус оставил сумку возле конторки и отправился в участок за правами. Чисто выметенная площадь была пуста, на террасе кафе сидел самоанец в белой куртке, перед ним стояла тарелка с мидиями. Маркус остановился было у фонтана, чтобы набить трубку, когда сзади послышались шаги и на плечо ему легла тяжелая рука.

— Тебя-то мне и надо, — сказал сержант, — меня как раз за тобой в мотель послали.

Без желтой хрустящей куртки сержант казался не таким громоздким, даже глиняное лицо посветлело и разгладилось на ярком солнце.

— Послали? Неужели права вернете?

— Там видно будет. Капо с самого утра в участке, и мне первым делом велели тебя привести.

Они миновали церковь, у ее дверей стоял отец Эулалио, сложив руки на груди, он вглядывался в небо с недоверчивым видом. Длинное тело, длинное белое лицо, сразу видно, что не местный, подумал Маркус. Низкорослые, курчавые, с глазами камышовых котов, траянцы всегда казались мне некрасивыми, я даже находил в их лицах черты вырождения, но стоило мне начать книгу, как я по уши влюбился в эту породу.

У дверей участка их встретил маленький дежурный, вид у него был встревоженный, но благостный. Наверное, комиссар навел в участке шороху после долгого отсутствия, подумал Маркус, толкая дверь безымянного кабинета. Сержант остался в коридоре и принялся обсуждать с дежурным запоздалый гол Ди Марии в матче «Реал Мадрид» — «Барселона». Их пронзительные голоса заставили стоящую у окна девушку обернуться и посмотреть на вошедшего.

— Привет, Петра. — Он закрыл дверь, и в кабинете стало тихо.

— Входите. — Она не подала ему руки и не улыбнулась.

Волосы ее стали светлыми и гладкими, ни одного завитка, щеки стали бледными, а ноги и руки — тонкими, как будто из прежней Петры вылупилась новая, сбросив крепкую румяную скорлупу.