Он застегнул молнию на сумке, попил из-под крана воды, от которой ломило зубы, и спустился на первый этаж, где пахло яблочным уксусом и кардамоном. На кухне Колумелла с помощницей гремели тазами для варенья. Окна во двор были распахнуты, послеполуденная жара проникла в дом, и обе женщины подвернули рукава до самых плеч, обнажив руки с совершенно белой кожей выше локтя. Местные крестьянки не раздеваются на пляже или в саду, поэтому загар у них начинается там, где кончается платье.
Хозяйка подала ему счет в китайской шкатулке черного дерева, весь ее вид говорил о том, что два часа, проведенные в его номере, ему померещились. Счет был явно завышен, но Маркус кивнул и положил деньги в шкатулку. Сдачу она отсчитала мелкой монетой, хранившейся в стеклянном шаре для чаевых. Шар располагался на стойке портье и был похож на аквариум, где медные рыбки тычутся носом в стекло.
Маркус знал, что еще в прошлом веке деньги здесь заменял
Маркус спустился вниз с банкой краски в руках, его сумка уже стояла на заднем сиденье «форда», понемногу раскалявшегося на ярком солнце. Рядом сидел на корточках хозяин мотеля, вытянув шею и цокая языком, он пытался выманить кошку, забравшуюся под машину, еще одна кошка развалилась на крыше, свесив роскошный пепельный хвост.
— Оставьте их, я пока никуда не еду. — Маркус поймал себя на том, что в первый раз обращается к этому человеку.
— Это что у тебя? — Толстяк показал на банку с красными потеками вокруг крышки. — Ты будешь красить свой «форд» в моем дворе?
— Я буду красить лодку в гавани. Обещал помочь одному приятелю.
Глядя на рубаху хозяина, Маркус вспомнил, что не взял никакой старой тряпки, чтобы переодеться. Может, у клошара найдется старая майка в рундуке.
— Хорошее дело. — Хозяин почесал под рубахой живот. — Сегодня будет адская жара. Паскетта всегда бывает жаркой. А в Великий четверг разверзаются хляби небесные.
Маркус вышел из двора, взглянув на двери почтовой конторы (заперто), и направился в сторону гавани. Утренний час, проведенный во дворе синьоры Понте, заполнил его спокойствием, как будто он провел этот час в прохладной воде, лежа на спине, раскинув руки и глядя в бесцветные от жары небеса.
Жестянку он оставил в сумке, а ключ вынул и положил в задний карман джинсов. Время от времени он доставал его и сжимал в кулаке, чувствуя острую, причудливо изрезанную поверхность бородки. Если бы его спросили, что он будет делать с ключом, он бы не сразу нашелся с ответом. Амулеты такая штука, скользкая. Все что угодно может стать амулетом.