– Угу, – согласилась Элли. – Это точно.

Куп взял ее за руку:

– Тогда почему тебя это гложет?

Лицо Элли огорченно вытянулось. А ведь еще недавно, объясняя Кэти, как они воспользуются защитой по линии невменяемости, чтобы вызволить ее, хотя она была вменяемой, Элли держала себя в руках.

– Хочешь, скажу, почему это тебя убивает? – непринужденно спросил Куп. – Потому что признание невменяемости означает, что Кэти совершила убийство, пусть даже она в когнитивном смысле была на Марсе. А глубоко в душе Кэти тебе слишком сильно нравится, чтобы ты захотела в том признаться.

Элли снова фыркнула:

– Тебя куда-то заносит! Ты же знаешь об отношениях с клиентом – личные чувства не затрагиваются. Мне удавалось сохранить невозмутимый вид, когда я рассказывала присяжным, что растлитель малолетних был столпом общества. В моем описании серийный насильник выглядел хористом. Вот что я делаю. Мои личные чувства к клиентам не имеют ничего общего с тем, что я делаю, чтобы защитить их.

– Ты совершенно права.

Элли даже опешила:

– Да?

– Ага. Дело в том, что уже давно Кэти перестала быть клиенткой. Может быть, даже с самого начала. Между вами установился контакт, пусть не сразу. Она молодая, милая, легко смущается, и ты приняла на себя роль матери. Но твои чувства к ней – загадка, потому что на самом деле она избавилась от чего-то, очень желанного для тебя, – ребенка.

Элли расправила плечи, собираясь высмеять это наблюдение, но в голову не приходило ничего остроумного.

– Меня так легко раскусить?

– В этом нет необходимости, – пробормотал Куп. – Я знаю тебя наизусть.

– Так как же мне уладить это? Если я не отделю мое личное отношение к ней от профессионального, я ни за что не выиграю дело.

– Когда же ты усвоишь, что существуют разные способы выиграть? – улыбнулся Куп.

– Что ты имеешь в виду? – настороженно спросила Элли.

– Иногда, думая, что проиграл, на самом деле заводишься и делаешь рывок вперед. – Он взял ее за подбородок и дотронулся губами до ее рта. – Посмотри на меня.

Элли посмотрела. Она увидела поразительную карибскую зелень его глаз и, что более важно, историю его жизни. Она увидела у него под подбородком маленький шрам, оставшийся после падения с велосипеда в шесть лет. И складку на щеке, превращавшуюся в ямочку при малейшем намеке на улыбку.

– Прости за то, что я говорил тебе в тот вечер, – произнес Куп. – И пожалуй, заодно за то, что сказал прямо сейчас.