Адам перевел взгляд с меня на Купа и медленно опустился на стул.
Как только Адам вышел в туалет, я сказала Купу, что нам надо поговорить.
– Я весь внимание.
Куп взял с моей тарелки ломтик картофеля фри и засунул себе в рот.
– Наедине.
– С удовольствием, – ответил Куп, – но что мне делать с моим подопечным?
– Не подпускай его к моей подопечной.
Вздохнув, я решила держать новость при себе до окончания суда. В конце концов, я должна была сосредоточиться на Кэти, а не на себе. Но стоило лишь взглянуть на Адама Синклера, чтобы понять, к какой беде может привести молчание, пусть даже из лучших побуждений.
Не успела я принять какое-либо решение, как Адам предложил свое. Вернувшись из туалета с красными глазами и благоухая запахом мыла, он застенчиво остановился у стола.
– Если это не очень вас затруднит, – попросил он, – не могли бы вы отвезти меня на могилу моего сына?
Куп остановил машину рядом с амишским кладбищем.
– Оставайтесь там столько, сколько захотите, – сказал он.
Адам вылез из машины, ссутулив плечи от ветра. Я тоже вышла и повела его к небольшим воротам.
Идя к свежей могиле, мы поднимали ногами маленькие вихри опавших листьев. Надгробие, к которому летом прикасались руки Кэти, источало зимний холод. Адам засунул руки в карманы и, не оборачиваясь, заговорил со мной:
– Похороны… Вы здесь были?
– Да. Это было трогательно.
– Службу проводили? Цветы?
Я подумала о короткой, неутешительной молитве, произнесенной епископом, о традициях «простых» людей, не разрешающих украшать могилу, – ни цветов, ни вычурных надгробий.