Светлый фон

– Ну, не похоже, чтобы это произошло прямо сейчас. Ты просто послала своей свободе прощальный поцелуй, детка. Забудь о прощении Церковью. Забудь о том, что увидишь родителей или будешь любить Адама.

– Сэмюэл сделал мне предложение, – с несчастным видом прошептала Кэти.

Элли фыркнула:

– Наверное, ты захочешь ему сказать, как трудно получить супружеское свидание в исправительном учреждении штата.

– Не нужны мне супружеские свидания. Не нужен мне другой ребенок. Что, если я…

Кэти неожиданно умолкла и отвернулась.

– Если ты – что? – откликнулась Элли. – Задушишь его в минуту слабости?

– Нет! – Глаза Кэти вновь наполнились слезами. – Дело в той болезни, той бактерии. Что, если она еще сидит во мне? Вдруг я передам ее всем своим детям?

Над головой Элли зашипела и лопнула лампа. Она медленно перевела взгляд на Кэти, заметив, что пальцы девушки вцепились в толстую ткань лифа платья, словно пытаясь выскрести оттуда эту самую болезнь. Она вспомнила, как Кэти однажды рассказывала ей, что приходится признаваться во всякой вине, которую вменяет тебе дьякон. И она подумала, что девушка, привыкшая к обвинению во всех смертных грехах, услышав показания патолога, могла взять на себя вину за что-то, являющееся на самом деле несчастным случаем.

Она взглянула на Кэти и разгадала ход ее мыслей.

Элли пересекла комнату и схватила девушку за плечи.

– Скажи мне сейчас же! – приказала она. – Расскажи, как ты убила своего ребенка.

 

– Ваша честь, – начала Элли, – мне хотелось бы провести перекрестный допрос.

Она чувствовала, что Джордж смотрит на нее как на полоумную, и не без основания. Поскольку признание Кэти попало в судебные протоколы, Элли мало что могла сделать для устранения нанесенного ущерба. Она смотрела, как Кэти, бледная и взволнованная, вновь поднимается на свидетельское место, садится и беспокойно ерзает на месте.

– Когда прокурор спросил тебя, убила ли ты ребенка, ты сказала «да».

– Это так, – откликнулась Кэти.

– Когда он попросил тебя описать способ убийства, ты не захотела говорить.

– Да.

– Теперь я спрашиваю тебя: ты задушила ребенка?