Она опять ответила кивком.

Юнассон достал стетоскоп и ненадолго прижал его к собственной руке, чтобы согреть. Потом сел на край кровати, расстегнул ее ночную рубашку, послушал сердце и измерил пульс. Затем попросил ее наклониться вперед, приставил стетоскоп к спине и послушал легкие.

– Покашляй.

Лисбет покашляла.

– О’кей. Можешь застегнуть рубашку. С точки зрения медицины, ты идешь на поправку.

Саландер кивнула. Она ожидала, что теперь он встанет и пообещает заглянуть через несколько дней, но Юнассон остался сидеть и довольно долго молчал, казалось, над чем-то размышляя.

Лисбет терпеливо ждала.

– Знаешь, почему я стал врачом? – вдруг спросил он.

Она покачала головой.

– Я вырос в рабочей семье. Мне всегда хотелось стать врачом. В детстве я собирался быть психиатром. Я был очень продвинутым.

Как только он упомянул слово «психиатр», Лисбет вдруг посмотрела на него с пристальным вниманием.

– Но я не был уверен, что смогу осилить занятия. Сразу после окончания гимназии я выучился на сварщика и около года проработал в этом качестве.

Он кивнул, словно в знак подтверждения своих слов.

– Я считал, что было бы неплохо иметь что-то в запасе на случай, если мне не удастся завершить медицинское образование. Между сварщиком и врачом немало общего. И тому, и другому приходится что-то чинить. Вот теперь я работаю в Сальгренской больнице и сшиваю таких, как ты.

Она нахмурила брови – уж не подтрунивает ли он над ней? Но доктор выглядел совершенно серьезно.

– Лисбет… я хотел бы знать…

Он замолчал, и очень надолго.

Саландер уже готова была спросить, что ему надо, но сдержалась и терпеливо ждала.

– Я хотел бы знать, не рассердишься ли ты, если я попрошу разрешения задать тебе личный вопрос. Я хочу задать его как частное лицо. То есть не как врач. Я не стану записывать твой ответ и обещаю ни с кем его не обсуждать. Если не захочешь, можешь не отвечать.

– Но что именно?