Светлый фон

Йоран Мортенссон жил в пригороде, на верхнем этаже трехэтажного дома. За вторник Моника собрала о нем всю доступную информацию из открытых источников. Он был не женат, что, правда, не мешало ему с кем-нибудь совместно проживать. Он не имел никаких претензий от налогового инспектора, не владел крупным состоянием и, казалось, вел довольно скромный образ жизни. Больничный он брал редко.

Единственный достойный внимания факт его биографии заключался в том, что Мортенссон владел лицензией на целых шестнадцать единиц стрелкового оружия. В том числе – три охотничьих ружья и разного рода личное огнестрельное оружие. Поскольку у него имелись лицензии, то ничего противозаконного в его увлечении не было, но Моника Фигуэрола относилась с вполне обоснованным недоверием к людям, которые собрали у себя такую массу оружия.

«Вольво» с регистрационным номером, начинавшимся на КАБ, стояла на парковке, метрах в сорока от того места, где припарковалась Моника. Она налила себе в бумажный стаканчик полчашки черного кофе и съела багет с салатом и сыром, потом очистила апельсин и не торопясь начала его есть, дольку за долькой.

 

Во время утреннего обхода Лисбет Саландер выглядела разбитой и жаловалась на сильную головную боль. Она попросила таблетку альведона, и ей ее выдали без всяких дискуссий.

Через час головная боль усилилась. Лисбет вызвала медсестру и попросила еще одну таблетку альведона. Это тоже не помогло. К обеду у нее настолько разболелась голова, что сестра вызвала доктора Эндрин, которая после краткого осмотра прописала сильные болеутоляющие таблетки.

Лисбет положила таблетки под язык и, как только ее оставили одну, тут же выплюнула.

Около двух часов ее начало рвать. Около трех часов это повторилось.

В четыре, перед самым уходом доктора Хелены Эндрин, в отделении появился Андерс Юнассон. Они немного посовещались.

– Ее тошнит, и у нее сильные головные боли. Я дала ей дексофен. Просто не понимаю, что с нею творится… В последнее время она активно выздоравливала. Может, это какой-то грипп…

– У нее высокая температура? – спросил доктор Юнассон.

– Нет, час назад было всего тридцать семь и две. С РОЭ ничего серьезного.

– О’кей. Я буду ночью за ней присматривать.

– Я ухожу в отпуск на три недели, – сказала доктор Эндрин. – Тебе или Свантессону придется заняться ею. Но Свантессон ее совсем не знает и дела с ней не имел…

– О’кей. На время твоего отпуска я вызываюсь быть ее лечащим врачом.

– Отлично. Если наступит какой-нибудь кризис и тебе понадобится помощь, естественно, звони.

Они вместе ненадолго зашли в палату Лисбет. Та лежала с несчастным видом, натянув одеяло до кончика носа. Андерс Юнассон положил ей руку на лоб и констатировал, что лоб влажный.