Светлый фон

– Ее не выгнали. После того как у них с Боргшё возникли разногласия, она тут же уволилась.

– Он, похоже, полный кретин.

– Не стану спорить, – согласился Блумквист.

 

Фредрик Клинтон слушал Верди через наушники. По большому счету теперь только музыка могла отвлечь его от аппарата диализа и невыносимой боли в пояснице. Он не то чтобы подпевал, но, закрыв глаза, двигал в такт правой рукой, которая парила в воздухе и, казалось, жила собственной жизнью, отдельно от его уже разрушающегося тела.

Все просто. Мы рождаемся. Мы живем. Мы стареем. Мы умираем.

Он свое отжил. Теперь ему предстоит процесс распада.

При всем при этом Фредрик Клинтон чувствовал себя вполне счастливым.

Он почтил память своего друга Эверта Гульберга.

Сегодня суббота, 9 июля. Меньше чем через неделю начнется судебный процесс, и «Секция» наконец-то сможет постепенно забыть об этой макабрической истории. Утром он получил эту весть.

Гульберг оказался на редкость живуч. Когда пускаешь себе в висок литую пулю калибра 9 миллиметров, то рассчитываешь, что умрешь. Тем не менее потребовалось три месяца, чтобы плоть Гульберга уступила. Хотя, скорее, такой исход можно было объяснить случайным стечением обстоятельств, чем упрямством, с которым доктор Андерс Юнассон отказывался признать свое поражение. В конце концов с ним расправился все-таки рак, а не пуля.

Умирание Гульберга сопровождалась мучительными болями, что очень огорчало Клинтона. Раненый не мог общаться с окружающим миром, но время от времени он частично приходил в сознание и мог воспринимать окружающий мир. Больничный персонал отметил, что Гульберг улыбался, если кто-нибудь гладил его по щеке, и ворчал, когда, казалось, испытывал чувство дискомфорта. Иногда он обращался к персоналу, пытаясь произнести слова, которых никто не понимал.

Родных у него не оказалось, и никто из друзей не навещал его, когда он был на смертном одре. Когда он уснул навеки, его провожала ночная сестра по имени Сара Китама, родом из Эритреи, которая дежурила у его постели и держала его за руку.

Фредрик Клинтон знал, что вскоре последует за своим боевым другом. Никаких сомнений не оставалось. Вероятность того, что он дождется трансплантации почки, жизненно необходимой ему, с каждым днем приближалась к нулю, а его тело продолжало неумолимо разлагаться. После каждого обследования выяснялось, что у него ухудшается функционирование печени и кишечника.

Он надеялся дожить до Рождества.

Тем не менее Клинтон был доволен. Он испытывал невероятное бодрящее чувство удовлетворения от того, что под конец жизни ему совершенно неожиданно удалось вновь вернуться на службу.