Нежно погладив меня по голове, он вышел из комнаты. На мгновение мне захотелось, чтобы он обнял меня – как обнял сегодня Орландо, не раздумывая.

Глава 52

Глава 52

Страсбург, середина июля 1486 года

На следующей неделе Симон и Орландо все время брали меня с собой в город, когда уходили по делам, – с одной стороны, чтобы не оставлять меня одну, с другой же, чтобы пресечь возможные слухи.

Но люди в Страсбурге приветствовали нас, как и раньше: те, кто не особо любил богачей, говорили с нами сдержанно, а остальные вели себя с подчеркнутой доброжелательностью, как и всегда. Я уж задумалась, не ошиблась ли в своих подозрениях по поводу брата Генриха. Быть может, он вовсе не подкупил Клеви и Буркхарда, как я думала. Что, если их не подталкивали к такому решению, а они сами, по какой бы то ни было причине, нанесли удар по нашей семье и попытались разрушить мой брак? В случае с вечно пьяным Клеви я бы не удивилась, да и болтливому врачевателю я не доверяла. Поэтому я написала папе письмо, в котором спросила, не ссорился ли он с этими двумя.

Мы договорились, что не станем рассказывать слугам о том, что произошло в Селесте. Особенно сложно мне было утаить происшествие от Клер.

– Как только по Страсбургу поползут слухи, мы узнаем об этом как раз от слуг, – предположил Симон.

В эти дни он проявлял ко мне куда больше внимания и заботы, чем обычно. Похоже, пытался показать всему миру, что он на моей стороне.

А вот Орландо после моего срыва явно изменился. В моем присутствии он смущался, более того – начал меня избегать. Когда мы ходили по улицам города, Орландо держался поближе к Симону, за обедом почти не разговаривал со мной и, конечно же, перестал шутить и смеяться. Кроме того, после окончания работы он часто удалялся в свою комнату, а по вечерам ходил гулять один.

Я чувствовала боль от этого, особенно сейчас, когда мне так нужна была поддержка, но в то же время я говорила себе, что это к лучшему.

Знойный день сменился безветренной летней ночью. Из переулка еще веяло жаром, и я беспокойно ворочалась в кровати. Меня преследовали кошмары, полнившиеся разрытыми могилами и горящими кострами в моем родном городе, и я все пыталась вспомнить, что именно говорил приор у могилы моей матери, какую гнусную ложь он мне поведал тогда.

В открытое окно с улицы доносились обрывки разговоров и смех, вдалеке горланили песню пьяные, где-то проснулся и заплакал младенец.

Место рядом со мной пустовало. Симон на три дня уехал в Саверн, где находилась летняя резиденция страсбургского епископа. Его возчики доставляли к епископскому двору ткани, сам же он ездил туда раз в год, чтобы обсудить дела. «Если епископ окажется на месте, я непременно поговорю с ним об этом бессовестном приоре, поверь мне», – пообещал он мне на прощание. Но я попыталась уговорить его не ворошить былое.