– Что там? – спросила Сюзетта.

Врач обрабатывала рану, аккуратно очищая ее края.

– Ожог абсолютно симметричный размером с двадцатипятицентовую монету. Мне нравится, что этот черный налет – не помертвевшая кожа, а всего лишь след от уголька. Когда до конца заживет, останется небольшая складка, кожа в этом месте может побледнеть. Я дам вам координаты одного пластического хирурга, но не уверена, что с таким ожогом второй степени вам можно будет помочь.

Сюзетта на время ушла в себя, мысленно изучая дорожную карту шрамов на своем теле. То, что с ее живота совсем недавно убрали зияющий рубец, казалось ей счастливой случайностью. Новые следы после операции на брюшной полости и лапароскопии заживали аккуратными линиями. В сочетании с тем, что останется над коленкой, коллекция все равно получится не такая страшная, как то напоминание о бывшей фистуле. Но как быть с отметиной, которая теперь испортит лицо? Насколько она будет заметна? Неужели станет всем и каждому сразу бросаться в глаза? Будут ли ее спрашивать, что случилось, или будут жалобно отводить взгляд? И что отвечать, когда ей действительно зададут вопрос? Ах, вы знаете, наша малышка хотела сжечь меня во время пикника.

А что подумает Алекс? Скорее всего, назовет ее все такой же красивой. Но шрам навсегда останется для него напоминанием о патологии Ханны и их неудачах на родительском поприще. Она без всякого труда могла представить, что он больше в жизни не будет смотреть ей в лицо. И что она сама по той же причине станет избегать любых зеркал и отражений. Изуродованная щека. Непоправимый вред. Как снаружи, так и внутри. Вот что наделала Ханна – нанесла непоправимый вред. Это непростительно, даже если она не была девочке идеальной матерью.

Повязка туго стянула рану, впитывая сочащуюся из ожога жидкость и удерживая на месте заживляющую мазь. Возможно, теперь она всегда будет носить на лице что-то такое, делая вид, что травмировалась и вынуждена носить повязку, чтобы рана затягивалась. Такое решение казалось ей здравым: лучше несчастный случай, оставивший после себя незаживающий след, чем вечное напоминание о демоне, которого она произвела на свет. Может, и Алексу в таком случае тоже станет спокойнее? И ему будет проще считать ее по-прежнему привлекательной? Она так старалась сохранять для мужа красоту. И больше никогда не позволит Ханне подвергнуть опасности их отношения – единственную истинную и сильную привязанность в ее жизни.

Когда доктор закончила обрабатывать ей ногу, они немного поболтали о планах на лето. Врач мечтала о горах. А Сюзетта не могла придумать ничего, кроме июльского посещения свекра и свекрови; дом Товы и Бернта стал привычным остановочным пунктом во время их ежегодных поездок в Европу. Потом на какое-то время стало тихо.