Сюзетта осторожно провела несколько раз щеткой по волосам дочери, стараясь не причинить ей боли. Ханна протянула ленты для волос – по одной в каждой руке.

– Заплетем? Завяжем хвостики?

Ханна кивнула в ответ на второе предложение. Сюзетта развернула ее спиной, разделила волосы и отвела одну часть в сторону.

– Я очень хотела бы знать, что такого сделала, чтобы все исправить, – тихо начала она. – Верь мне. Не хочу делать тебе больно, но ты больше не будешь причинять мне зло.

Больше сказать было нечего. Ханна хранила молчание.

Ее голову с двух сторон увенчали высокие, идеальные, параллельные хвостики. Все до единой волосинки были на месте, ни одна прядка не выбилась. Сюзетта взяла Ханну за плечи и развернула к себе лицом. Потом слегка завила кончики волос. В душу закрался страх: впереди большие перемены. Что скажет Беатрикс о будущем их дочери? Ханна пошла по собственному пути, но куда, следуя за ней, попадут они? И смогут ли когда-либо оправиться от произошедшего? Сюзетта испытывала неловкость, но ей было жизненно необходимо это сделать: она неуверенно обвила руками неподатливое, сжавшееся в комок тельце Ханны.

– Я помню, – прошептала Сюзетта, – какой одинокой чувствовала себя, когда была маленькой. Обещаю тебе, так будет не всегда.

Она поцеловала дочь в идеальную розовую щечку. Откинулась на спинку и посмотрела в ее восхитительное личико. Ханна сохраняла бесстрастное спокойствие. Сюзетте запомнилось, как в детстве мать несколько раз приходила к ней утром, ложилась рядом и прижималась. Она чувствовала под головой руку родительницы, но не поворачивалась, чтобы ее обнять. Мать говорила что-то глупым детским голосом, а Сюзетта лежала, одеревеневшая как доска, считая минуты, когда этому излиянию чувств наступит конец. Возможно, мать пыталась, а Сюзетта отвергла ее любовь и в в конце концов сдалась. Прочные узы их так и не связали, но она всей душой желала, чтобы мать не отказывалась от дальнейших попыток. Это было эгоистичное детское стремление, но ведь матерям полагается проявлять самоотверженность.

Она обняла Ханну. Обняла по-настоящему, крепко и от души.

* * *

Они с Алексом очень нервничали и незаметно для себя выпили целый кофейник, но все равно не смогли успокоиться. Ханна поклевала немного хлопьев, так тихо и бережно, что ложка даже ни разу не звякнула о тарелку. Ее преувеличенная осторожность вписывалась в общую атмосферу. Сюзетту не покидало ощущение грядущей катастрофы. Кто-то из них произнесет какую-нибудь фразу, и комната – а то и весь дом – разлетится на миллион мелких кусочков и вдребезги разобьет иллюзию, в которой они жили до сих пор. Сюзетта с Алексом пялились в свои телефоны, сгорая от желания побыстрее уйти из дома.