– Ты говоришь, что Давид врет, и я тебе верю… Артур! Я тебе правда верю! Но…

Она сжала кулаки:

– …посмотрим… Да, посмотрим.

Она схватила два зеркала и кинулась к машинке.

– Эмма! – властно звал ее Дофр. – Эмма! Эмма!

Он развернулся и ударился о журнальный столик.

– Ружье! – крикнул Давид. – Ружье! Эмма!

Но она его не слышала, она брила себе голову. В зеркале на белой коже медленно проступали цифры.

Эмма не могла поверить собственным глазам.

Она упала на колени, ища дрожащими руками фотографию седьмого ребенка.

Это была девочка. Девочка с короткими темными волосами, которой едва исполнилось два года.

Эмма закричала.

Потом посмотрела на Давида. Все эти годы под их волосами скрывалось одинаковое клеймо…

Они были одними из семерых детей, которые видели, как убивают их отца и мать, убивают в немыслимых пытках. А потом она оказалась у людей, которые ее не любили, которые в конце концов стали плохо с ней обращаться, держали в подвале или в комнате с запертыми дверями и закрытыми ставнями.

Оказалась у чужих людей.

Она стояла, пытаясь понять, как Артур мог так ее обмануть. Это было очень сложно… поверить в это… Нет! Артур не мог так поступить! Он занимался ею с самого детства!

Цифры. Дети. История убийцы. Бритые черепа.

Она кинулась на Давида, зажав в кулаке скальпель, а Палач уже поднимал здоровой рукой ружье.

Когда Эмма занесла над ним острый инструмент, Давид закрыл глаза.

Эмма резала путы, ее так трясло, что она задевала кожу на запястьях и бедрах Давида. Веревки ослабели. Давида уже ничто не удерживало у дерева, он упал на пол и схватился за раненую щиколотку.