Он не помнил, из Библии ли эта цитата, но прозвучала она к месту.

– Да, отец, у нас дома тьма. Но это же не моя вина?

Ну, тут уж явные слезы. Хныканье в дрожащих губах.

– Совсем нет, сын мой, – сказал Мэллей, снова придвинувшись к решетке.

Больше всего ему сейчас хотелось открыть люк, крепко обнять молодого человека, дать ему понять, что тот не один, но оставалось лишь надеяться, что тепло его голоса будет иметь ту же силу.

Бедный мальчик.

– Сколько у меня времени? – пробормотал плачущий голос.

– Столько, сколько потребуется, – спокойно проговорил Мэллей. – Я никуда не тороплюсь.

– Спасибо, – шмыгнул парень и снова умолк.

– Я даже не знаю, с чего начать, – наконец произнес он. – Это некрасиво с моей стороны.

– Что некрасиво?

– Рассказывать о моем брате. Я чувствую, будто я его предаю, но я больше не могу, все эти годы, понимаете, отец?

– Конечно.

– С чего мне начать?

– Как тебе кажется, с чего лучше?

И опять тишина за деревянной решеткой, но казалось, что незнакомец наконец взял себя в руки.

– Наверное, с пожара.

– Так? – сказал Мэллей, почувствовав, как сердце забилось в груди.

– Или с олененка, – осторожно произнес парень. – Не знаю…

– Не торопись, сын мой. О каком пожаре ты говоришь?