Его выручил полицейский из Нюкёбинг-Фальстер, которого Гренс, после долгого телефонного разговора, убедил-таки подъехать на место. Старый знакомый помог написать заявление и решительно встал на сторону Гренса. В итоге шведскому комиссару позволили провести экстренный допрос задержанной Дорте Хансен. Открылись тяжелые двери, ведущие в прогулочный сад и далее в мрачные тюремные коридоры.

Камера для посещений мало чем отличалась от тех, которые Гренс видел до сих пор: с матрасом в полиэтилене, простым столом, стульями и окошком за толстой решеткой. Женщина выглядела сломленной. В наручниках, ведомая двумя охранниками, она просеменила к столу. Бледное лицо, спутанные волосы, испуганные глаза смотрят в пол.

Гренс заверил стражей, что вполне справится без них. Допрос пройдет быстрее и эффективнее, если его оставят один на один с подозреваемой, а коллеги в форме подождут за закрытой дверью.

Комиссар вышел к автомату у входа в комнату для посещений и вернулся с двумя чашками кофе. Дорте молча взяла одну, выпила в один присест. Гренс предложил ей вторую, еще дымящуюся. Дорте осушила ее наполовину.

– Я слушал материалы допросов, – начал комиссар, – и кое-чего в них не понимаю.

Он поднялся, сделал круг по комнате и остановился возле зарешеченного окна с видом на сплошную стену.

– То есть это не совсем так, – поправился он. – Я не понимал, когда слушал в первый раз. Не мог взять в толк, почему ты так отвечаешь. Но теперь, кажется, кое-что начинает проясняться.

Он посмотрел на Дорте.

– Потому что твои чувства – это правда. Ты ведь не просто так задавала эти вопросы следователю, снова и снова. Чем занята твоя дочь? Где она? Как выглядит? Ты ведь… ее защищаешь?

Тут она что-то сказала, но так тихо, что разобрать было невозможно.

– Дорте, я тебя не слышу. Попробуй еще раз. Я угадал? Ты ведь спрашивала об этом, снова и снова, не потому, что хочешь контролировать каждый ее шаг?

– Да.

Шепотом, но достаточно громко, чтобы быть услышанной.

– Не для того, чтобы ограничить ее свободу?

– Да.

– Ты всего лишь хотела прикрыть ее?

– Да.

Последнее «да» получилось ненамного громче, чем предыдущие, но гложущее чувство отпустило. Гренс угадал.

– У нас, у полицейских, которые занимаются этим расследованием и ради этого съехались в Копенгаген со всего мира, есть одна теория. Тот, кто подставил твоего мужа, передав нам его фотографии, был на него зол. Произошла утечка информации. Внутри замкнутой группы случился конфликт, и один участник отомстил другому, позволив посторонним заглянуть в замочную скважину секретной двери. Может, намеренно указал на невиновного, чтобы навести подозрения. Или же все вышло случайно, при пересылке фотографий. Собственно, много ли надо, чтобы довести человека до такого состояния, когда он не владеет собой? Лично я никогда не верил в эту версию. Все было совсем не так, и мы оба это знаем. Правда, Дорте?