– Этой девушке стоило бы заплатить пять тысяч.

– Стоило бы, – откликается Форти, – но она уехала. Оставила меня на пороге больницы.

Дотти разражается потоком слез, Майло принимается ее утешать. Лав спрашивает, как с ним здесь обращались. Он отвечает, что «это не “Ритц”, конечно», а потом поворачивается ко мне и спрашивает, как я поживаю.

– Беспокоился о тебе, – отвечаю, глядя ему прямо в глаза.

– Мы так переживали, – причитает Дотти и встает.

Заходит медсестра, извиняется и говорит, что процедура может подождать. Лав выбегает следом за ней. Дотти мечется по палате.

Будь у меня такая мать, заботливая, любящая, готовая лететь за блудным сыном хоть в пустыню, я бы горы своротил.

– Форти, пожалуйста, пойми, если ты погибнешь, то больше уже ничего не напишешь. Я тебя прошу, всегда сообщай нам с отцом, куда ты едешь.

– Мам, мне тридцать пять. Может, хватит?

– Хватило уже, – говорит она со слезами в голосе.

Форти вытаскивает бумажную салфетку, кидает ее Майло и показывает на дверь. Тот подхватывается.

– Пойдем, Дот, тебе надо подышать.

– Джо может остаться со мной, – ухмыляется Форти. – Да, старина?

Пытка начинается.

– Конечно, – говорю я, – идите, отдыхайте.

Дотти целует сыночка в лоб.

– Пожалей меня. Мы с отцом тебя любим. Позволь нам любить тебя. Позволь быть рядом.

– Мам, – отмахивается он, – меня не было всего несколько дней.

Майло выводит Дотти. Когда они скрываются в коридоре, Форти приказывает:

– Закрой! Сначала дверь, потом рот.