– Ты позволил бы им заживо сгореть? – спрашиваю я Леви.

– Для сплочения и укрепления общины порой требуются жертвы.

– Меня ты тоже запланировал принести в жертву?

– Я еще не решил.

Тяжелая нижняя челюсть Леви ходит из стороны в сторону.

– Ты видишь, – констатирует он без тени удивления. – Ты смотришь прямо на меня.

– Что бы ты со мной ни сделал, морок выветрился.

– Мне и самому было любопытно, как долго он продлится, если я перестану внушать тебе, что ты слепа, – усмехается Леви.

Я чувствую пульсацию в висках, внутри закипает гнев.

– Я понимал, что ты меня однажды покинешь… Если я тебе не помешаю. Если не лишу тебя этой возможности… Ты всегда была бесстрашной; ты даже в юности готова была всем рискнуть, чтобы покинуть Пастораль. Мне пришлось тебя остановить, заставить тебя поверить в свою слабость.

Леви склоняет голову набок, словно так ему меня лучше видно. Капли дождя струйками воды стекают по нашим телам.

– Ты внушил мне, будто я слепа.

Лицо Леви слегка мрачнеет.

– Я сделал это, потому что любил тебя, – поясняет он.

Я непроизвольно морщусь от этих слов:

– Это не любовь!

В памяти всплывают все те летние дни, что мы с ним проводили на лугу. Леви зачитывал мне отрывки из своих книг, а я слушала, сплетая былинки, сорванные у ног. Мы были подростками, когда он стал произносить надо мной фразы, почерпнутые в одной из книг, прося при этом замедлить дыхание. Леви называл эту практику гипнозом, уподобляя ее игре. Глупости, над которой мы вместе смеялись. Он говорил мне: «Идет снег», когда небо было голубым и ясным, а солнышко приятно пригревало. Мне становилось зябко, и я подбирала под себя колени. Леви понуждал меня убегать посреди ночи из дома и встречаться с ним возле пруда. Он отлично понаторел в этом – в одурачивании моего сознания настолько, что я делала все, как он велел. А в то лето я стала подумывать об уходе из Пасторали и склонять его к побегу. Но Леви хотел остаться. Всегда хотел. Он знал, что рано или поздно – после смерти Купера – возглавит общину. Это уже было решено. Купер растил и воспитывал Леви, как собственного сына, учил его руководить людьми и управлять общиной. После кончины Купера Леви должен был переселиться в его дом и сменить его на посту предводителя Пасторали.

А мне очень хотелось вырваться из этого леса. И узнать, что находится за его рубежами. Но в один прохладный летний день, когда уже повеяло осенью, Леви начал отрабатывать новый трюк. Он прикасался кончиками пальцев к моим закрытым векам – аккуратно и нежно – и побуждал меня вообразить темноту. Полную, окутывавшую все тело, застилавшую мне зрение так, что я видела лишь тени. И я послушно представляла. Пока небо не стало серым пятном и все вокруг меня не поблекло до такого же оттенка.