Бачик тоже сел:

— Чем могу вам помочь, офицеры…

— Я детектив Талли, это детектив Серрано. Мы недавно говорили по телефону.

— Да? — сказал Бачик, будто ему задали вопрос.

— Мы насчет Джима Франклина, — продолжала она. — И дома, который вы продали Рейчел Марин.

— Это стандартная продажа дома, — дрожащим голосом сообщил он. — Я не сделал ничего дурного.

Серрано поглядел на Талли. Она засмеялась.

— Знаете, — поведала Талли, — всякий раз, когда я говорю с кем-то, начинающим со слов: «Я вовсе не расист»… угадайте, что дальше? Да можно на дом поспорить, что во время дальнейшего разговора он либо ляпнет словцо на «н», либо расскажет, как какой-то чернокожий отобрал у него работу. Улавливаете, куда я клоню? Никто не говорит: «Я не сделал ничего дурного», если только…

Талли выжидательно замолчала.

Когда же Бачик не обмолвился ни словом, досказала:

— …если не сделал чего-то дурного.

— У меня СОН, — ответил Бачик.

— Простите? — вклинился Серрано.

— Я подписал соглашение о неразглашении. Я не могу с вами говорить.

— Вы подписали соглашение о неразглашении при продаже дома Рейчел Марин?

Бачик кивнул.

— Ни разу не слыхал о СОН на покупку дома, — заметил Серрано, — разве что какой-нибудь знаменитости вроде Питера Динклэйджа.

Бачик пришел в полное недоумение.

— Питер Динклэйдж! Тирион Ланнистер! «Игра престолов»! Вам следует держаться в русле современной культуры, мистер Бачик.

— Я бы поспорила с примером современной культуры, прозвучавшим из уст моего напарника, — подхватила Талли, — но факт в том, что соглашения о неразглашении заключаются между двумя сторонами в отношении гражданских дел. На них распространяется действие ордеров, а закон их не защищает.