– Даже между ягодицами, – вспоминал он.

Оба прекрасно знали эту историю, поэтому не было необходимости повторять ее с самого начала.

– Помню, как однажды у тетиной собаки завелись глисты, – продолжал Роберт. – Етмандская лайка… Она передвигалась по кухне, не отрывая зад от пола, потому что там чесалось. Вот и я чувствовал себя примерно как эта собака, дня три по крайней мере.

У Анны-Марии на глазах выступили слезы:

– Я все жду, когда эта история перестанет быть такой смешной…

Роберт остановился за гравийным карьером, оставив мотор работать на холостом ходу.

– Ты серьезно? – спросила Анна-Мария. – Разве мы не можем заняться этим дома? Нельзя же до такой степени недооценивать кровать в спальне.

– Ни малейшего шанса, – ответил Роберт, расстегивая страховочные ремни.

Он наклонился к Анне-Марии и осторожно поцеловал в висок и под скулой, как она любила. Потом взял губами мочку ее уха и провел по ней языком. Ущипнул соски через платье. Анна-Мария раздвинула ноги, оторвала зад от сиденья, чтобы поднять платье, и спустила колготки до колен.

– Но как же мы…

Она кивнула на заднее сиденье. Не так-то легко развернуться в машине, переполненной страшно дорогим мусором.

– Тсс… – Роберт прижал палец к губам.

Он знал свою девочку. Сейчас Анна-Мария стала для Роберта самой красивой ученицей первой ступени гимназии, и он не мог поверить своему счастью. Он ласкал ее груди, теплые и тяжелые. Анна-Мария тяжело дышала, ее губы приоткрылись. Она смотрела в его лицо. Роберт хотел видеть ее наслаждение, даже муку. Это было то, от чего он никогда не уставал.

Он запустил руку между ее бедер.

– Ты не сняла трусы?

– Нет, я же купила новые. – Анна-Мария улыбнулась.

Машину заносило снегом. Они были одни в целом мире. Зубы Анны-Марии поблескивали в темноте, как у маленького озлобленного зверька.

Когда Роберт запустил руку в трусы Анны-Марии, она тихо застонала. Дома они привыкли к беззвучному сексу, но здесь он хотел ее слышать. Анна-Мария взмокла. Роберт продолжал ласкать ее рукой, целовать в мягкие губы. Он надеялся, что сегодняшний вечер не оставит памяти в виде синяков или растяжек мышц. Эта скрюченная поза на переднем сиденье вряд ли была бы одобрена Шведским комитетом по охране труда.

Анна-Мария напряглась. Мышцы ног спружинили, когда она издала звук, который был для Роберта лучшей музыкой. Анна-Мария ударила рукой в стекло, и у Роберта запульсировало в пальцах. А потом на глаза навернулись слезы, которые Роберт пытался сморгнуть. Как так получилось, что Анна-Мария выбрала именно его? Почему она оставалась с ним все эти годы, все эти ночи, когда он лежал в постели рядом с ней? Ее лицо, сейчас оно выражало наслаждение, и видеть это мог только он, Роберт.