– Ну как? – тихо спросила она.
За диваном мелькал нос Виллы, Рагнхильд не хотела ее пугать.
– Что он сказал?
– Сказал, что устроит нам встречу.
– Думаешь, Франс Меки сознается?
– Не знаю, но я должен попытаться.
– Ммм… И что станешь делать, если это он? Сожжешь его дом?
– Нет, – рассмеялся Бёрье. – Чем это поможет?
– Иногда мне хочется сжечь дом Хенри, – призналась Рагнхильд. – Проблема в том, что это и мой дом тоже. Дом моего детства.
«Так оно всегда с местью, – подумал Бёрье. – Надо быть осторожным с тем, что горит».
Нью-Йорк Бёрье Стрёма не такой большой. Он живет в Хеллс-Китчен, западной части Ирландского квартала. Народ здесь бедный, переулки кишат детьми. Пахнет тушеной капустой и еще какой-то кислятиной.
По утрам Бёрье спускается по лестнице длинными кошачьими прыжками. Он рано делает пробежку, а потом завтракает в «Саншайн диннер», в двух кварталах отсюда. Яичница с колбасой и две чашки кофе. Хотя с кофе отдельная история – это ржавая вода из болотной трясины.
Спортзал Биг Бена находится в Бруклине, в семиэтажном кирпичном доме. На первом этаже – склад, на втором – зал. Он чистый, просторный, с большими открывающимися окнами, под которыми Бёрье иногда останавливается, только чтобы послушать. Стучат мячи, свистят скакалки, кожаные перчатки ритмично бьют по боксерским грушам.
Спортзал – его дом.
По вечерам, когда в квартире слишком душно, Бёрье поднимается на просмоленную крышу многоэтажного дома –
Его тренер – низенький дядечка из техасского Парижа, поэтому все зовут его Парис. Его боксерская карьера прервалась преждевременно из-за отслоения сетчатки, как и у отца Бёрье.