Я пожала плечами:

– Даже не знаю, что мне в них нравится.

* * *

Когда я наконец свернула с федеральной автострады 80, было уже девять часов вечера и чернильно-черное небо пустыни было полным-полно звезд. А еще на нем, как кривая турецкая сабля, блестел узкий месяц. Нас окружал бесплодный пустынный ландшафт.

– Они живут далековато, – сказал он. Тон его был небрежен, но в нем определенно сквозила нервозность. – Ты же не сбилась с пути, верно?

– Нет, не сбилась.

– И мы уже почти на месте?

Я кивнула:

– Да, мы почти на месте.

Я свернула на другую дорогу, немощеную и такую узкую, что, если бы нам навстречу попалась другая машина, мне пришлось бы съехать в сторону и остановиться. «Форд» подпрыгивал на ухабах, по его ходовой части звонко стучал вылетающий из-под колес гравий.

– Ты, кажется, говорила, что это дом для тех, кто приезжает, чтобы покататься на горных лыжах, – неуверенно сказал он. – Тогда где же горы?

– Они не могли позволить себе купить дом у озера Тахо. Так что они выбрали местечко подальше.

– А-а-а…

Мы ехали все дальше и дальше. Я покрутила ручку настройки радиоприемника, быстро переходя от одной радиостанции к другой, ища какую-нибудь музыку. Наконец зазвучала какая-то песня в стиле кантри, ее пел баритон на фоне атмосферных помех.

– Где мы, Эшли? – снова спросил он.

Нигде не было видно ни домов, ни машин. За ветровым стеклом царила непроглядная тьма, освещаемая только фарами, звездами и желтым, как расплавленное свечное сало, светом месяца.

У узкого съезда я сбросила скорость и свернула на него.

Мы совсем съехали с дороги, подпрыгнув на грунтовых колеях.

Он больше не пытался скрывать свою нервозность:

– Эшли! Где мы?! Здесь же вообще нет домов.