Тара, Робин, Сьюзен, Маргарет, Керри, Джилл. В этом для него тоже заключался азарт — выбирать, растопырив пальцы, как выбираешь сорт мороженого, разглядываешь стеклянную витрину, а потом, когда выбор сделан, тычешь пальцем и забираешь. Только Лина оказалась другой, особенной. В ней чувствовалось что-то сверх этого, потому что она такой и была. И выбор оказался не случайным, но из необходимости. Лина
Отец тоже знал. Однако эту проблему Купер решил по-другому. Словами, слезами, мольбой. Объяснениями про тени в углах и как он пытался с ними сражаться. Куперу всегда удавалось находить правильные слова и пользоваться ими — чтобы влиять на людей, контролировать их. Это работало. Сработало с отцом, которого он использовал, чтобы самому остаться на свободе. Сработало с Линой, которую Купер убедил в ее неуязвимости, в том, что ей не нужно его бояться. И — со мной,
— Когда папа все понял, ты уговорил его не выдавать тебя.
— А что бы ты сделала, — вздыхает Купер, глядя на меня, — окажись твой собственный сын чудовищем? Перестала бы любить?
Я думаю о маме — как она возвращалась к отцу из полицейского участка, какие объяснения этому поступку нашлись у нее в голове.
Я смотрю на часы. Семь тридцать. Купер приехал полчаса назад. Я знаю, что момент наступил. Момент, о котором я думала после того, как попросила Купера приехать, проигрывая в голове возможные сценарии, пытаясь предсказать, чем все может закончиться. Вертела в голове, переворачивала с боку на бок, словно тесто месила.
— Ты же понимаешь, что я должна позвонить в полицию, — говорю я. — Купер, я обязана. Ты же людей убивал.