– В шестнадцать тридцать отошел поезд на Шербур, прибытие в полдвенадцатого. Следующий…
– Достаточно. Шпион сел на первый. Стал бы он болтаться по вокзалу, не зная, как далеко мы продвинулись, а потому предполагая худшее? А теперь, Вальтер, свяжись со штабом абвера. Пусть пришлют еще людей на Монпарнас. Надо узнать фамилии немецких офицеров, севших на этот поезд. У выхода на платформу все расписываются в пассажирской ведомости, – по крайней мере, меня каждый раз заставляли это делать. Пусть выяснят, не появился ли в последний момент гауптштурмфюрер… Кстати, Бох, как ваше имя?
– Отто.
– Гауптштурмфюрер СС Отто Бох из гестапо.
– Есть, герр гауптман.
Махт обернулся к Боху:
– Если все получится, то вам, глядишь, и не придется ехать в Россию и вставать к ПТО[71].
– Куда бы меня ни послали, постараюсь принести пользу фюреру, – угрюмо ответил Бох. – Жизнью не дорожу.
– Увидите танки на горизонте, по-другому запоете, – пообещал Махт.
– Едва ли это имеет отношение к делу. Нам не догнать англичанина, у него слишком большая фора. Однако можно организовать встречу в Шербуре, перехватить его на вокзале.
– Вряд ли получится, этот угорь слишком скользок.
– Но ведь у тебя есть план? Пожалуйста, скажи, что есть.
– Разумеется, у меня есть план, – ответил Махт.
– Ну вот, – опустил гарнитуру рации Абель, – вы угадали: в последний момент на поезд сел гауптштурмфюрер Бох.
Бэзил терпеливо ждал. Вагон покачивался, погромыхивал, полязгивал. Сумерки сменились непроглядной тьмой. Все пребывало во власти тряски.
Мужчины курили, потягивали спиртное из бутылок и фляг, пытались читать книги или писать письма домой. Не будучи экспрессом, поезд останавливался через каждые полчаса; один-два офицера покидали вагон, один-два входили. Мигали лампы, врывался холодный воздух, французский проводник выкрикивал ничего не говорящие пассажирам названия, и поезд снова устремлялся в ночную мглу.
Наконец кондуктор прокричал, сначала по-немецки, затем по-французски:
– Брикебек через двадцать минут.
Бэзил встал и, не забрав плаща со скамьи, прошел в туалет. Там глянул в зеркало – тусклый свет сделал лицо исхудалым. Надо было взбодриться, и Бэзил обтер щеки и лоб мокрым полотенцем. Денек выдался не из легких. Остался последний рывок, последняя уловка.